Рэймонд Баттенберг

Рэймонд

Не все то чарлист, что чарлист

Раса:

Человек

Пол:

Мужской

Род занятий:

Мракоборец

Верования:

Святой Свет

Знания языков:

Всеобщий

Статус:

Пропал

Активность:

Отыгрыш завершен

Портрет

— Что ты видишь во взоре моем,
В этом бледно-мерцающем взоре? —
Я в нем вижу глубокое море
С потонувшим большим кораблем.

Одинокий мужчина мирно покуривал трубку, оперевшись уставшей спиной на дверной косяк. Тишина и беззаботные будни наполнили его жизнь после того, как он расстался с прошлым. Сквозь невообразимо опасные тернии к звёздам - так можно было описать его жизненный путь. Сколь многих сразил его верный Железный Егерь? Сколь многие жизни могли сейчас ступать своими ногами по земле Азерота, но тому было не суждено сбыться. Ведь сколь непреклонен был тогда, таковым он остался и сейчас. “Это и есть моё предназначение” - часто звучало в измученном самобичевании и горем разуме. Теперь же такое кредо казалось чем-то далёким. Чем-то, что нужно было похоронить со всем тем, что его объединяло с единомышленниками. Был ли он преступником? Смотря кто вы; агент Нортгейт-Ярда, житель Темной Гавани, а может Янтарной Мельницы? Каждый встреченный им человек мог смотреть через свою призму восприятия, говоря, что тот был отпетым козлом, безнадежным грубияном либо же милейшим собеседником, чья деликатность не уступала принцам. От простого, отвергнутого высшим светом Гилнеаса, дворянина до героя. Каждый из пережитых им дней неизгладимым отпечатком лёг на лик Егеря.

— Я и без того не был красавцем. Моя жена, милая жена, вышла за меня только потому, что нашла что-то в моём черством сердце. Доброту, любовь, доверие? Я уже не могу ответить на этот вопрос. Я не знаю этого человека. Он умер, когда родился Рэймонд.

И всё же в сторону ненужные ноктюрны. Безликий старец, что стоял и также покуривал свою трубку, не приковывал к себе никакого внимания. Уж больно много мужчин почтенных лет на улице, чтоб каждому уделить время. Тем паче Егерь был один. Да и в такие дни и Егерем он не был вовсе, а добрым дедушкой Джейкобом Теннеси, одетым в строгое пальто с меховым воротником, широкополой шляпой на голове и давно поседевшей шевелюрой с обветренным лицо старого вояки. Нередкая ухмылка была подарком девушкам, что проходили мимо и мило улыбались в ответ. Они не знали кто он. Не знали его прошлого. Добрый дедушка едва ли вызывал подозрение.

— А ведь когда-то я сжег Нортгейт-Ярд, — тихо бросил мужчина себе под нос, водя носком ботинка по покрытой листвой каменной кладке. Противная морось омывала его силуэт, стекая по краям его шляпы и в беззвучном полёте направляясь к земле. — Славно. Опять дождь.

Возвращаясь домой, Джейкоб с легкой завистью поглядывал на соседей. В глубине души ему было одиноко. Каждый день его встречали противно пустое помещение. И не в том смысле, что предметов убранства там не было. Никто его не ждал и никому старик не был нужен. Лишь ворчливый пугель с искренней добротой встречал своего хозяина. Единственная отдушина, которая давала ему сил терпеть себя самого. Следом он заваривал себе чай, размещался на жутко удобном кресле у камина, укрывал ноги теплым пледом из овечьей шерсти и, надевая очки, предавался чудному чтиву.

— Гилнеасские Нуары, — прочёл вслух старец название книги, поддавшись приступу хриплого кашля. Егерь раздраженно выдохнул, словив себя на мысли, что вновь с отвращением взирает на себя самого в картине, что висела над камином. Противно улыбчивый. Противно молодой. — Стареешь, Баттенберг. Ты мне претишь таким.

И завершение столь “чудных” будней всегда было одно - одинокий мужчина мирно покуривал трубку, оперевшись спиной на дверной косяк балкона. Его век хаотично просыпался сквозь пальцы, заставляя старика увядать на глазах.