Кейдвейн Вечерняя Жатва

Кейдвейн

Если в нашем мире так много страданий, как можем мы быть уверены, что в загробном все иначе?

Раса:

Высший эльф

Пол:

Мужской

Возраст:

193

Нация:

Тераморец

Места:

Калимдор, Пылевые Топи, Терамор

Класс:

Следопыт

Род занятий:

Бродяга

Верования:

Отсутствуют

Знания языков:

Всеобщий, талассийский, дарнасский, дворфийский

Статус:

Жив

Активность:

Персонаж отыгрывается

Портрет

К удивлению многих, эльф отпускает густую бороду. Растительность на лице, конечно, не сравнится с дворфийской, но оставляет неизгладимое впечатление, запоминается с первого взгляда. В последние годы, однако, он едва заботится о том, чтобы следить за шевелюрой и растительностью на лице, но практичности ради, заплетает в бороде косичку на дворфийский манер. О лице печальном и вымученном, но, тем не менее, не потерявшем эльфийского шарма, сказать-то в целом больше и нечего, ведь иногда кажется, что вместе с этой однообразной, доступной всем эльфам красотой, они и вовсе теряют свою индивидуальность. Между тем, привычка искренне и порой беспричинно улыбаться, а значит и заставлять лицевые мышцы почти постоянно напряженно работать испарилась также быстро, как пали Восточные Королевством под натиском опустошителей. Хмурое, даже где-то враждебное лицо теперь уж точно нельзя принять за фальш или неискренность, в конце концов, такие эмоции сложно носить как маску каждый прожитый день.

Так или иначе, надо отметить, что образ сильно дополняют ярко-зеленые глаза. Былая рассеянность, присущая ему в былые деньки, куда-то улетучилась, и теперь если эльф на кого-то смотрит, то чаще всего кажется, что ему ни до кого нет дела, будто он и вовсе смотрит сквозь. Об остальных особенностях, кроме на редкость коротких, густых бровей и шрама, пересекающего правую часть лица, вряд ли есть необходимость упомянуть, уж слишком они тривиальны.

Предыстория

В самом начале надо сказать, что в семье Вечерней Жатвы веселье, пляски и творчество также распространены, как тяжелый труд, упорство и непреклонность. А такому противоречивому сочетанию послужил брак полюбившей наперекор семейным традициям пары. Речь о известной поэтессе, барде и писательнице, наследнице богатого рода, что смогла найти в угрюмом, молчаливом, но крайне любящим своё дело садовника ту самую искру, заставившую её влюбиться. Фраза "любовь слепа" обрела свой непосредственный и буквальный смысл, когда отвергнув родных и близких, эти двое поселились на окраинах Луносвета. А еще через год присоединился долгожданный первенец, названный в честь почти забытого героя-предка - Кейдвейн. Одноименный маленький герой ничем не отличался, что в младенчестве, что в детстве: он не выделялся среди других эльфов открывшимися на первых годах жизни магическими способностями, не обладал врожденной, крупной мускулатурой, не мог похвастаться незаурядным интеллектом и уж тем более, на фоне эльфийского общества, не мог заявить о неземной красоте. Единственные вещи, что были постоянными спутниками на протяжении почти всей жизни, оставались упорство и выдержка от отца, и веселый, беззаботный взгляд на жизнь, привитый матерью. Но это далеко не последние вещи, которые юнец намеревался приобрести в ходе своей долгой жизни.

Долго, мучительно долго, может, целых лет пятьдесят или сорок юнец вращался в компании владельцев постоялых дворов и таверн - сначала, благодаря матери, устроился разносить напитки, затем дослужился до тех особенных случаев, когда ему поручали следить за комнатами и, хвала Солнцу, стоять за стойками и без устали рассказывать последние слухи, радуя посетителей не только выпивкой, но и приятными историями. О деталях, если и есть смысл упомянуть, то только вскользь, ведь череда подобных заведений сменялась если не годами, так десятилетиями, пока юноша, окрепший умом и телом, а главное, обремененный полезными знаниями, наконец не открыл в себе талант музыкального исполнения. Легко и просто ему давались узнаваемые аккорды на лютне, а вот творить песни собственноручного написания он смог только десятилетия спустя, примерно тогда эльф и решил называть себя поэтом. Жаль было только отца, который надеялся увидеть в своем сыне собственное отражение, но вместо немногословности и кротости углядел лишь жгучее желание находиться в постоянном кругу музыки и веселья. Если и был шанс Кейдвейну вырваться из этого поручного круга, который за такое долгое время не только утомил, но и начал изрядно надоедать, то крайне малый - единственная забота для эльфов на то время. Невероятно вероломные, безудержные и вечно агрессивные тролли в одно десятилетие стали такой угрозой, что даже поэту-музыканту было небезопасно путешествовать по пограничным поселениям в одиночку.

"Быть или не быть" - примерно такие слова Кейдвейн впервые услышал от командира Странников, который вёл целый отряд тренированных, смертоносных следопытов через деревеньку в глуши, в которой не повезло застрять исполнителю баллад. Резкость слов настолько поразили мягкого, привыкшего к размеренной и спокойной жизни эльфа, что он, пользуясь не самой разумной мыслью, твердо решил встать на путь, который позже назовет в своей поэме назовет "дорогой лишений и боли." Абсурдный по сути своей поступок, подкрепленный лишь желанием найти себя в совершенно новом ремесле, вкусить опасной жизни, о которой эльф только слышал или читал в книжках, в скором времени заставил горько пожалеть. Задор юнца пропал в первый же день становления рекрутом, изнурительная тренировка, устроенная сразу после, могла кого угодно заставить верить, что если и существует что-то воистину ужасное, то это определенно не сравнится с тем, что предстоит каждому новому Страннику. Раздавленный тяжестью тренировок, Кейдвейн первое время хотел дезертировать, убежать от той тяжести, что накладывали собой обязанности каждому защитника границ, но благодаря безмерному упорству и трудолюбию, наверняка заложенному чутким, однако строгим воспитанием отца, все эти испытания будущему следопыту удалось преодолеть. У него появились не только шрамы от бесконечных тренировок, но и боевые товарищи, с которыми приходилось делиться не только пищей и кровом, но и тем, что многие называли "душой". Шаткое же положение в целом, ибо эльф обладал не самыми лучшими показателями среди тех, с кем был в отряде, горе-рекрут оправдывал своеобразной харизмой и упорной решимостью. Едва минуло еще одно десятилетие, как эльф теперь уже с уверенностью и толикой гордости мог называть себя следопытом, рейнджером, Странником. Но понадобились декады, проведенные в лесах и на границах королевства, да что там, даже целые войны только для того, чтобы Кейдвейну осознать, что и путь Странника неуклонно подходит к концу, сменяясь новым желанием уже окрепшего ветерана, решившего посвятить свою жизнь в служении Святому Свету. Но даже и здесь не срослось, ведь былого упорства на фоне происходящих событий попросту было недостаточно. Гибель целой цивилизации вкупе с гибелью новоприобретенного компаньона, подобранного во время недолго визита в родные края, Талы, и дальнейшие и особенно прошлые, комом набивавшиеся и без того нелегкую жизнь эльфа, заставили его сильно изменить свое мировоззрение.

Бесконечные войны и потеря близких товарищей заставили желать его мирной жизни, отшельничества, затворничества, изоляции от других. Неопределенность будущего и призраки прошлого заставили погрязнуть в сомнениях и недоверии. Можно сказать, что Кейдвейн к своим годам эльф, успевший разочароваться почти во всем и тянущий свое существование лишь по таинственной прихоти судьбы.

Дополнительно

У эльфа есть меч-бастард, выкованный людским мастером-кузнецом. Кейдвейн решил окрестить его не иначе, как "Ходящий среди друзей, разящий только врагов, промахивающийся по тем, в ком затаилось добро". Конечно, на талассийском звучит все это куда приятнее, чем на всеобщем. Как и всех памятных вещей Кейдвейна, у этого оружия есть своя неповторимая история. Увы, Кейдвейн давно не пускает его в дело и тот бесцельно пылится на полках в ожидании своего часа.
У Кейдвейна есть прирученный в Пылевых Топях раптор. Он старается не привязываться, но вновь и вновь попадают в беспощадную ловушку мироустройства, и потому давно и заранее смирился с его будущей смертью. Изредка он использует для передвижения и лошадей, которым дает прозвища в честь погибших товарищей.
Эльф искренне верит, что нет ничего лучше, чем Стратхольмский табак Афрасиаби. Выбор людских курительных смесей часто становится объектом насмешек среди собратьев, однако, это никак не смущает бывшего следопыта. Сейчас, когда табак редкость, он закуривает только по особым, очень особым случаям, в остальное время предпочитая более доступных, но менее известных производителей.
При себе у Кейдвейна имеется интересная вещь, кулон, представляющий из себя изредка мерцающий ограненный кусок янтаря, внутри которого спрятан багровый лист. Да, и у этого предмета есть история, которой он готов с радостью поделиться. Возможно, именно этот предмет помогает ему переживать потерю Солнечного Колодца и вечный магический голод.
Кейдвейн когда-то обожал льфийские песнопения, в том числе у него имеются баллады собственного исполнения. Увы, теперь если он и поет, то только скорбную песнь по безвозвратно-утраченной родине и ничего больше.
Эльф знает, как правильно ухаживать за растениями и умеет придавать кустарникам, в том числе декоративным, правильную форму. Еще и разговаривает с ними. В последние годы это хобби переросло в способ избавления от гнетущих мыслей и тревожных состояний. Правда, эльф куда сильнее расширил границы своего увлечения и в какой-то момент начал их культивировать. Особенно ему нравится наблюдать за тем, как страдают иноземные цветы и травы, которые он, часто безрезультатно, пытается высадить в Пылевых Топях.
Кейдвейн не умеет тратить деньги и уж тем более ими правильно распоряжаться, это причина, почему в путешествиях он предпочитает полагаться на друзей и соратников, готовых в случае прикрыть его слабые места. Увы, соратников у него осталось очень мало, и денег, соответственно, тоже. С падением Кель'Таласа ему нередко приходилось выполнять не самую приятную работу, чтобы выжить.
Мягкосердечие из эльфа не выбило даже бытие Странником, но спустя почти две сотни лет существования Кейдвейн разочаровался в мире. Когда-то давно он верил в то, что процветающий мир без опустошительных войн это достижимая реальность, но теперь в полной мере осознал тщетность бытия, его цикличность и беспощадную, но ставшую обыденностью, жестокость.
Кейдвейн когда-то поддерживал активную переписку с родителями. Сейчас же он не знает, что с ними стало. Живи ли они. И старается этой темы не касаться. Каждый эльф, в его представлении, пережил настоящую трагедию.
Будучи в прошлом чуть ли не жителем таверн и постоялых дворов, бывший следопыт - теперь уже и бывший любитель поговорить, пошутить или сделать замечание. Разговор для него когда-то был решительно важнее боя и проигранный жаркий спор бил по нему куда сильнее, чем проигранное сражение.Теперь же все это не имеет значения. Проигранное сражение или выигранное. Смерть или жизнь. Все одно.
В некоторых вещах Кейдвейн не знает меры. Еда была как раз таких вещей. Сейчас — выпивка и табак.
Кейдвейн следует семейной традиции и оставляет памятные вещи своим друзьям и знакомым; часто он получает что-то в ответ, а такая традиция до сих пор позволяет эльфу иметь коллекцию интересных полезных и не очень безделушек и даже вполне себе ценных вещей. Даже спустя столько лет он не изменяет традициям и, если сдружился с кем-то, обязательно оставить что-нибудь на память о себе.
Когда-то самый большой страх Кейдвейна - это кошмары. Во снах он часто видел страшные, чудовищные образы, а потому ловцы снов были его постоянными спутниками. Сейчас же кошмары — это не страх, это реальность, с которой он живет каждый день. Усугубившаяся с годами проблема стала результатом бессониц, навязчивых состояний и приступов.