Таис Лоран Рондо, Квезаль

Портрет

Несколько мгновений тишины. И дитя кричит. Тут же вокруг неё охают, гремя тазами и полотенцами, суетясь и перекрикивая друг друга, женщины. Единственная старуха в маленькой тёмной комнатке омывает окровавленные руки и долго вытирает их о собственный грязный подол старого платья. Никто, кроме неё, пока не замечает, что роженица уже не дышит. «Жизнь за жизнь» — скрипит она и уходит прочь. Девочку называют Таис Лоран Рондо. Громкое имя для той, кому ничего громкого не предначертано.

Мари всегда думает о себе слишком много. Называет себя главной. А она ведь даже не старшая! Таис недовольно бросает в тёмную морскую воду камешек, нагретый теплом её детской руки. Ей семь. Она просидела весь день в этом укромном местечке, ощипывая сворованную булку и наблюдая за гигантскими кораблями и их пышно одетыми пассажирами. 

Громко кричит птица. Падает, подстреленная метким выстрелом из рогатки. Крику вторят радостные детские голоса. Белокожая, темноглазая Таис, в свои двенадцать уже привлекающая взгляды мужчин, одетая лишь в дырявый холщовый мешок и укутанная густыми прядями чёрных волос, стоит на мостовой, разглядывая свои босые пальцы. В её ладонях, ещё чуть припухлых, лежат мелкие камушки — ровные, удобные. Смотрит она не туда, куда все остальные, а гораздо выше и дальше — там, где перед одним из домов останавливается роскошно одетая женщина. Тяжёлое бархатное платье едва не касается грязной мостовой. Под подолом сверкают острые каблучки. Шляпа с огромным пером, светлый мех, накинутый на плечи. Она притягивает взгляд Таис, как огонь — мотылей. Покачиваясь, словно волна, мерно накатывающаяся на берег, женщина скрывается в одной из лачуг. Кто-то хлопает Таис по плечу. Над ухом раздаётся смех. Распугивая прохожих, босоногая орава бросается в сторону порта, размахивая подбитой чайкой словно боевым флагом. Таис бежит следом, роняя подобранные камушки.

Горячая вода сводит с ума. Таис лежит в лохани, впитывая всем телом тепло. Волны распущенных волос падают на пол. Где-то далеко, за плотно прикрытой дверью, негромко звучат женские голоса. Впервые за пятнадцать лет она чувствует себя на нужном месте.

Таис готова первой кинуть камень в того, кто скажет, что её работа ужасна. Пусть попробует прожить в трущобах, не имея ни гроша за душой. Тогда они и поговорят… Из всей её огромной семьи в живых осталась только Мари. Белокурая, голубоглазая, полная противоположность Таис — да и не удивительно, мало кто из них знавал своих отцов, — выскочила замуж за рыбака. Так теперь и торгует в порту. Таис морщит свой точёный носик. Впрочем, тут же расслабленно вдыхает запахи цветов, витающие вокруг — мыло, щедро налитое в чашу на столике рядом. Ей шестнадцать.

Таис крутится перед зеркалом, начищенным до блеска. Лукаво улыбается отражению. Ярко-алое платье полупрозрачного шифона — цвета свежей крови — мягко ниспадает с тонких плеч, вычерчивая в свете многочисленных свечей плавный силуэт. Тонкие полосы золотого металла блестят на её шее и руках. Щедро накрашенные губы темнеют на фоне фарфоровой, гладкой кожи. Она игриво опускает ресницы, продолжая оглядывать себя. Тянет носом воздух. Лёгкий аромат цитрусовых. То, что нужно. Наклоняется, поправляя перевязь лёгких сапог. Изящным, грациозным жестом — так двигаются кошки, а не люди. Впрочем, а у кого она училась? Именно у них. Таис в очередной раз встряхивает гривой, заставляя локоны улечься в кажущемся беспорядке. И выходит в холодную ночь. Таис семнадцать.

Она уже вторую неделю не может подняться с кровати. Лоб холодный, а внутри всё горит. Ей мерещатся странные видения — настолько странные, что невозможно описать их словами. Она задыхается и хрипит ночами — горло отказывается издавать другие звуки. Лекари только разводят руками и прописывают травы вдобавок к постельному режиму. Девочки по очереди исправно приносят ей еду, но есть она не может. Ей восемнадцать. И одну из ночей с очередным поклонником она совсем не помнит.

Таис только-только исполняется девятнадцать. Хоть она об этом и не знает. Странное состояние, заставившее её целый месяц пролежать в постели, ушло. Только, кажется, кожа стала чуть бледнее, а под глазами залегли тени. Но она не жалуется. Верит, что скоро всё пройдёт и забудется. Особенно те жуткие сны.

Забыть не получается. В её хрупкий идеальный мирок вторгаются холодные щупальца страха. Ей почти двадцать. Она всё ещё умопомрачительно красива и уверена в себе. Во всяком случае, для окружающих.

Art by John William Godward.

Powered by Froala Editor