В дверь несколько раз ударили. «Они». Квезаль вздрогнула. Сколько времени она просидела в одной позе, не шелохнувшись? Всё тело затекло. Она поднялась на ноги — с трудом, едва шевелясь. Двинулась к двери. Медленно откинула щеколду. Провернула замок. Распахнула, щурясь на слишком яркий солнечный свет. Она точно знала, кого ожидать. И… нахмурилась, выглядывая из-за плеча Флориана. Переулок был пуст.

— Я один, — он приложил палец к своим губам, осторожно прикрывая за собой дверь. Свет погас. Комната снова погрузилась в полумрак.

— Где, — кашлянула Таис. Горло снова пересохло. Она пялилась на двери за Арноу. — Где они?

— Кто? О ком ты говоришь, Квезаль? — он смерил её пристальным взглядом. — Ого… красивое платье.

— Они.

— Я не понимаю.

— Они, — упрямо твердила она. Смотрела теперь перед собой, чуть хмурясь — точно в грудь Флориана.

— Я ведь, сказал, что пришел один, кого ещё ты ожидала уви... — он осёкся, почесал щёку, хмурясь. — Постой… ты что, про Церковь?..

Таис поджала губы. Не отвечала.

— Послушай, я не... — вновь осёкшись, Флориан попытался поймать её взгляд. Склонил голову, говорил тише. — Я никому не говорил.

— Что тебе нужно? — ничуть не оживившись, спросила Квезаль.

— Поговорить... не пригласишь внутрь? У тебя такое богатое убранство... я... я удивлен, что ты вообще согласилась остаться у меня… — он оглядел скудно обставленную комнату.

— Н... — Таис помедлила. — Проходи.

— Где можно... присесть?

Таис неопределённо качнула головой. То ли вправо, то ли влево. Две комнаты, два этажа в Гвардейском районе. Квезаль могла себе позволить такое. Искусно вырезанная мебель из дорого дерева. Изящный, крупный камин. Стены украшали картины и украшения, повсюду ютились книги, статуэтки, бутылки дорогого алкоголя. Впрочем, обжиты были лишь редкие точки в слишком большом для неё здании. У камина — потёртый диван тёмного бархата, мягкие шкуры, несколько подушек наброшены прямо на пол. Пройдя вперёд, Флориан осторожно уселся на край дивана. Таис не спешила двигаться следом. Скользнув двери, приложилась лбом к дереву. Медленно проверяла — на несколько раз — все замки и щеколды. В молчании. Когда оно стало совсем густым, вязким, невыносимым, пришлось отойти. Обошла подальше Флориана, уселась прямо на шкуру, подтянув к себе ноги и обхватив руками колени. Угрюмо смотрела на едва горящий костёр.

— Я... — осёкся Арноу, потерев затылок. Напряжение просто витало в воздухе. — Чем-то обидел тебя? Просто скажи, что я сделал не так… Я не желал ничего дурного… — оправдывался он.

Квезаль всё ещё слишком хорошо чувствовала липкие, мокрые щупальца страха, оплетающие её целиком. Не могла она ничего ответить. Зарылась лицом в платье, только тёмные глаза торчат наружу — в зрачках отражаются мелкие язычки пламени, да чёрные волосы в беспорядке разметались по бледной коже плеч.

— Знаешь, когда мне становилось страшно, матушка часто рассказывала мне что-нибудь, чтобы отвлечь. Рассказать тебе что-нибудь?..

Ни звука в ответ. Пару мгновений казалось, что Таис даже не пошевелится. Но нет. Коротко, едва заметно кивнула. И снова замерла. Впрочем, этого оказалось достаточно. Флориан начал — тихо, неспешно, чуть нараспев.

— В одной деревне жил мальчишка, он был ни так ни сяк во всём, и не везло ему к тому же. В лес отправят за хворостом, так дождь пойдет такой, что даже крону прошибает. По грибы, так весь день — такое пекло, все в грибницы прячутся... по ягоды, так до самых болот собрано уже...  И жил бы он так себе, не тужил, да только семья в бедности. И пришёл в один злосчастный день к ним управитель и говорит: «Не даёт земля ваша тех урожаев, не несут руки ваши тех даров, что достаточны были бы». И говорит, что землю решено изъять, ежели до конца недели не будет уплачен налог, — часто останавливаясь в задумчивости, рассказывал Арноу. То ли вспоминал, то ли сочинял на ходу. — Матушка в слёзы, отец руки опустил. Что уж поделать-то? Земля давно истощена… И только сын не спал несколько ночей, бродил смурной, думал. А на третью — связал в узел солонины, хлеба, воды да нож охотничий и верёвку. Так, ночью, через окно, точно вор, и покинул дом. Отправился в лес. Тёмный, дремучий, полный зверья опасного. Редко кто нос туда совал, а кто решался — так больше его и не видели… Оуквилльским сейчас зовётся. И грела его только мысль о том, что, раз никто не ходит, значит, ягод там и грибов столько, что на несколько деревень хватит. Так он и пошёл. Как только вошёл под вековые кроны — так темно стало, хоть глаз выколи. А он шёл, дрожал от страха и холода, изнывал от зноя, не спал, но видел, куда идёт, цель свою видел — вот ноги сами и несли. Кошмарные деревья вокруг были, непролазный бурелом, а ягод и грибов всё не было… Ни одной звериной тропки ему не встретилось, ни одной людской. Вдруг, словно из ниоткуда возникший, каркнул позади ворон. Мальчик вздрогнул, обернулся — смотрит, а на сухом суку сидит огромная, чёрная, словно смоль, птица. А глаза-то, глаза-то — человеческие. И смотрит. Пронзительно так, словно насквозь видит. Любой бы перепугался, сбежал, аль прогнать попытался. Но мальчишка добр был. Развязал узелок, отломил хлеба половину. Протянул ворону. Снова каркнул тот, но тише. Поглядел на протянутую пищу. Только клюв сверкнул во тьме — и нет его. И хлеба нет. — Флориан взял паузу, чтобы вздохнуть.

— Клюва нет? — приглушённо спросила Квезаль, испуганно глядя в огонь.

— Да нет же, ворона. Побрёл вперёд мальчишка, видит, вдалеке луна бросает свет свой. Ветви прожигает, крону, всё на полянку льёт заветную. «Наконец-то», — подумал было он, да только сделал шаг неосторожный, и ветви затрещали под стопой. И всё зашевелилось… целый лес, словно застывший до этого, вперил в мальчика свой взгляд. Затрещали деревья, стали сползать лозы… Сделал шаг назад. Присмотрелся повнимательнее — и понял, что вовсе не лес то был, а звери… лапами терзали и кору, и землю. Сползали вниз, хитином плотным сверкая… И только сотни глаз светились яркими огоньками. И замер мальчик, и глаза прикрыл. Он не хотел смотреть и думать не хотел. Его вся жизнь застыла где-то там, у самой той заветной из полян. И шага ты не сделаешь под лунный свет, ведь страх сковал уж так, что воли всякой нет. И не отступишь у финальной цели, ведь ты к ней шел, сквозь пекло, холод, леса трели, — прикрыв глаза, Флориан, кажется, совсем погрузился в свой рассказ. Говорил ещё более плавно, даже рифма появилась. — И только он, молитвы вознося Адаму, совсем смирился с участью быть поражённым острым жвалом... как крик раздался среди клоканья сего. И тишина... и снова ничего. Но в этом голосе был птичий зов один. И крона зашуршала в тот же миг. Открыв глаза, он посмотрел туда, где шум смешался в карканьем таким, что в рог для вин свернулась бы душа... и сотни две иль три увидел он крыла... И взмах один, как вихрь заходящий, их целой стаей вниз спустил. Его сильнее разошелся крик. И острый клюв ударил по глазам. То одного, то двух, то сразу всех и сразу... и пауки заклокатали жвалом. Но грустна песнь та была, не достать, летящих в воздухе, и не убрать... И те бежали, лапами сверкая... ведь целый лес для них — куда бежать...

За плотно запертыми дверями раздались громкие возгласы. Топот ног. Таис нахмурилась, ощущая ухом взгляд Флориана.

— И словно наважденье растворились... даже не оставив перий. Луна в тот миг уже в зените настолько ярко испускала свет, что парень, завороженный той дивью, ступил вперед, а страха — будто нет. И на поляну вышел он большую, а что на ней? Кусты растут, а на на ветвях как будто жемчуга... И подошел всего к единственному он... и нежно снял всего лишь три. Вложил в карман и двинул так домой… Деревья расступались перед ходом. Склоняя кроны так, чтобы озаряла луна путь… И вышел он к деревне тем же утром. А дальше что?.. — Арноу улыбнулся. — А дальше сказки этой суть… — и едва слышно, напряжённо выдохнул. Кажется, сам не ожидал, что закончит.

— А дальше что?

— Ты должна додумать сама. Для каждого свой исход. У кого-то радостный — парень вернулся домой, продал жемчуг, на вырученные деньги счастливо жил со своей семьёй до конца жизни. А кто-то говорит, что не успел он. И земля уже была продана.

— Его жемчуг был конфискован властями, — нахмурилась Квезаль, снова прислушиваясь к шуму на улицах. — И земля продана.

— Так иногда случается, — вздохнул Флориан. — Это правда...

— Что там... — не поднимаясь, пробормотала она. То ли сама себе, то ли действительно спрашивая.

— Какой-то шум... что-то происходит... и, надеюсь, ничего скверного. Мне проверить?

— Когда шум — ничего хорошего быть не может, — Таис оперлась о диван. С трудом поднялась, не отрывая взгляда от почти погасшего огня. Хмурилась, вслушиваясь.

— Подождёшь здесь или?.. — поднялся Арноу.

— Нет, — она снова обошла диван, подальше от Флориана. Сунула ноги в стоящие у входа сапоги. 

— Тогда пошли... посмотрим, что там происходит.