Тринадцатое число десятой луны десятого года с открытия Тёмного Портала.

Только пришёл в себя после ночи. Бинты, наложенные Нокс, прекрасно сочетаются с той дрянью, которой она полила мои раны. Впервые я получил настолько серьёзные травмы, думаю, рёбра будут заживать не один месяц, благо, основная сила мушкетных пуль пришлась на стёганку. Ещё не наведывался в палатку к Озрику, но сержант сказал, что с ним всё в порядке и он тоже идёт на поправку. 

Вчера был самый неудачный день не только за всё время пребывания в лагере, но и за всю мою жизнь. Мы проснулись от слишком громкого дождя – он отбивался от каждой твёрдой вещицы в лагере и творил невероятный шум. Мы немного расслабились, когда узнали, что ливень отогнал волков-падальщиков, пришедших полакомиться трупами-контрабандистов из недавней нашей с ними стычки на берегу. 

Озрик Амберс – один из наших фуражиров и тот самый Озрик, которого я упомянул в начале - предложил заняться охотой на оленей, которых видели в нескольких часах пешего хода от нашего местоположения. Делать было нечего, да и напряжение в лагере от подходящего к концу провианта только нарастало, поэтому я, захватив один из лагерных тяжёлых арбалетов (а всего их у нас было три), присоединился к Озрику. Мы захватили с собой Гжегоша – одного из пехотинцев “пятнашки”, который не желал расставаться со своим латным доспехом и на охоте. Меня смущал слишком светлый тон его брони, но я решил тактично увильнуть от этого разговора. 

Спустя пару часов шествия по вязкой земле мы вышли на интересную чащу – с одной стороны было небольшое стадо оленей, которые ещё не успели учуять нас, а с другой – целый амбар, переделанный под конюшни, охраняемый толпой каких-то разбойников без опознавательных знаков. Только я начал осматривать конюшни и охранников вместе с Озриком, как идиот Гжегош выстрелил в оленя. Конечно же, мимо. Стрела спугнула животных, и они ринулись бежать куда глаза глядят, в то время как мы начали ругать незадачливого охотника. Он, не слушая нас, выпустил ещё одну стрелу и подстрелил лису. Обронив нам что-то вроде “Заберу её, пока волки не сожрали”, этот кретин в латах принялся мазать себя грязью и листьями, а после пополз забирать лису.

Мы, застывшие в ужасе, принялись думать, что же нам делать, когда этого идиота с мозгами огра (хотя это явное оскорбление всех огров) заметят патрульные у конюшни. Через мгновение, когда его естественно заметили, для нас наступил конец. Мы принялись отстреливаться из-за деревьев, но врагов было очень много. Гжегош, осознавший суть ситуации, бежал в глубь леса. Забегая заранее скажу, что он так в лагерь и не вернулся. Думаю, его сожрали волки или он умер от истощения. Во всякому случае для нас всё не было кончено – преследователи латника набросились на нас. Озрик пытался бежать, но тут же словил мушкетный залп в грудь, застонал и свалился на землю. Я, заряжая последние болты в арбалет, держался до последнего – я убил одного дворфа и одного человека из преследователей. Когда третий ринулся ко мне в рукопашный бой, я вынул свой короткий клинок и взмахнул им в сторону своего недруга. Он, со вспоротым животом, успел рубануть меня своим тесаком по плечу перед своей смертью. Я тут же упал, всё ещё пребывая в сознании. Чтобы было ясно – у меня не было сил даже на стоны. Кроме того, прошло время, и я осознал, что впервые отнял чужую жизнь. 

Я лежал в грязи и в собственной крови уже несколько минут. Последнее, что я почувствовал, как с меня стаскивают сапоги, шарят в моих карманах и как снимают с меня ножны с клинком. А потом бац! Меня кто-то тащит. На этом я вырубился и пришёл в себя уже в лагере. Оказывается, Озрик оказался сильнее, чем казался. Он дотащил меня к лагерю, где мы оба рухнули без сил. Всю ночь меня рвало, но за мной ухаживали достаточно хорошо, чтобы я мог записать всё это в дневник.

- Отряд дезертиров потерял одного из своих воинов, теперь группа насчитывает одиннадцать человек.

- Потеряны следующие припасы: тяжелый арбалет, шесть арбалетных болтов, два колчана со стрелами для лука.