- У меня для тебя свежие огненные шимы, только сейчас из костра поймал, - с нотками надежды в голосе говорил полуорк с изуродованным лицом. Укрытый черным капюшоном, скорее для того, чтобы никого не смущать своей мордой, чем из-за стыда, синекожий протянул жуков собеседнице.

- Отличная работа. Я сделаю еще нужной тебе мази, - заговорщицки отвечала ему Булсара, пряча гостя в глубине своей палатки, не без труда любезно выделенной вождем. Здесь находили убежище все немощные, близкие к изгнанию, больные. Слова о доброй колдунье распространялись среди низов лагеря Песни Войны достаточно быстро, однако к ней шли лишь те, чья ситуация была безвыходной.

Ведьма грубыми руками сдернула капюшон с гостя и такими же сухими, но по-матерински мягкими движениями начала наносить ему на лицо лекарство. Булсара не узнавала, при каких обстоятельствах полукровка получил все эти синяки, ссадины и ожоги. Ей было достаточно того, что он хочет избавиться от своего внешнего уродства, точно также, как она хочет сделать это со своим внутренним. Довольно красивая, статная орчиха в буквальном смысле мертва душой. Скверна не взяла над ней полного контроля, но развратила достаточно, чтобы Фаррух с небрежностью относилась к жизни и смерти, страху и боли. Скверна позволила ей убивать одними из самых изощренных способов: огнем и проклятьями. Высушить чью-нибудь голову на дышащем теле, затем взорвать ее - ведьма способна делать такие вещи и не морщиться. Именно от этого она пыталась избавиться. Почти закончив рисунок чар мазью на морде орка, она остановилась. Кто-то позвал ее, очередной гость. Быстро перечеркнув бесполезную руну, орчиха улыбнулась полукровке и вышла из палатки, тихо обронив: "Никуда не выходи". Около своего котла женщина обнаружила длинноволосого орка. Судя по одеяниям и аксессуарам - шамана.

- Что такая мразь как ты делает в самом сердце дома клана Песни Войны? - голос орка был грубым, изначально настроенным на конфликт. Мужчина переминал в руках какой-то тотем с непонятным колдунье назначением. Прежняя Булсара просто высушила бы такому агрессору язык и выпинала вон, но сейчас она просто молча стояла, в черном балахоне, с опущенной на шею маской. Красные глаза книжницы глухо смотрели на незваного гостя.

- Если я задаю вопрос, мне отвечают, - продолжал возникать он. Хоть шаману и не отвечали духи, он легко мог вонзить висящий на поясе топор в колдунью. Она молчала.

- Шел бы ты отсюда, а, - прозвучал грубоватый голос полукровки, натянувшего капюшон и вышедшего из палатки, - По-хорошему прошу пока, - добавил он, пользуясь незаметностью своей синей кожи в темноте пещеры.

- Ха! А то что? - морально доминировал шаман, взяв тотем одну руку. Именно этим разукрашенным куском дерева орк силой толкнул слабо кипящий котел и разлил все его содержимое, - Не будешь ты на нашей земле свое колдунство творить, - Ему не было дела до содержимого котла.

- Нет! Мое зелье! - вскрикнул полукровка и вышел на свет неподалеку стоящей жаровни. Булсара все также молча стояла, пытаясь придумать, как выпроводить шамана и не убить его одновременно.

Голубые глаза гостя, увидевшие полукровку, сузились а сам он разразился в смехе, едва выговаривая:

- Скверная мразь спит с грязнокровкой!, - продолжал он смеяться, - Ну, да, кто бы еще мог раздвинуть перед ним ноги!

Через несколько секунд непрекращающегося смеха, шамана толкнули в спину и он упал лицом во все еще горячее, но уже не опасное зелье. Холод пещеры возымел свое действие. Найдя в себе силы посреди моря внутренней агрессии, орк поднялся и повернул голову. Несколько фигур со скрытыми лицами, по силуэтам мужчины и женщины, высоко стояли над ним, не роняя ни слова.

- Ты б... - не успел произнести шаман, как его ногой воткнули в снег пещеры еще раз. Несколько капель зелья попали в синий глаз и начали щипать. Гость попытался встать еще несколько раз, но ему всегда мешали. Наконец, кто-то из обидчиков шамана произнес:

- Извинись перед Булсарой.

Тишина повисла, как пленные люди в логове клана Кровавой Глазницы. Колдунья стояла также молча, прямо, и в ступоре. Ей... помогали! Такое точно не оставляет чернокнижника равнодушным. Тщетны были попытки добиться от шамана каких-либо слов, ровно как и его попытки встать. Спустя несколько минут, когда почувствовавшее силу добро слишком заигралось, ведьма также молча ушла обратно в свою палатку. Действо остановилось. Все разошлись. Немного позже ушел и шаман. Слухи же, наоборот, разбежались.