Хейнцель Вайцманн

Портрет

  "Дворянство?.. Экое слово… Вот за этот костюм плочено двести сребников 

а дети медяк просят"

    Коли итоги прожитого подводишь, невольно путь вспоминаешь бытия — тому краю и в какой окрестности вырос, где крепчал духом и набирался сил, где черты характера складывались, воплощая самого себя, свои взгляды на житейский удел. Конечно, особое влияние оказывают вехи времени, его приметы. Про них-то, рядом с повествованием о пережитом, нынче и речь пойдет.

    Отчий край мой — земля красногорская. В конце королевского календаря, когда ещё зеленокожие не прибыли в мир, мы занимались преимущественно земледелием. Правда, значительная часть населения была занята отхожими промыслами — сплавом леса, плотницким, малярным, столярным, кровельным и другим ремеслом. Такой образ трудовой деятельности был особенно характерен для моих земляков — жителей южных деревень от Приозерья.

    Малая, в двадцать три двора, деревушка, располагающееся двумя рядами вдоль большака в Великий Гамлет. На этом государевом тракте было довольно оживленное движение: ездили вельможи-дворяне и земельные чиновники, торговые люди, предприниматели, почтари, крестьянский люд — кто на праздник или ярмарку, кто в присутственное место по какому-либо неотложному делу. По обочине дороги шагали патрули, бряцая своими стальными наплечниками, и ребятня частенько наведывалась на тракт, «слушать рассказы» патрульных. Молвляли они нам, мальчишкам и девчушкам крестьянских семей, истории, что никогда не видали: про гноллов и благородного короля Баратена, что лихо южное изгнал из лесов элвинских, а мы хохотали от манер патрульных говорить столь героические истории.

    Присматривал за нашим участком Юзеф, держал глаз да глаз, типичный мужик из приозёрских мест. У него были конные катки да скребки, многие тогда ему завидовали. На дорожные работы обычно выгоняли всех, участвовали в них и сельские ребятишки. Мирское дело, хотя и подневольное, всегда шло споро: люди сажали по обочинам деревья, подвозили и подносили землю, чтобы засыпать все ухабы и выбоины, большак должен был выглядеть красиво, по-королевски. Селение же наше, было уже в пяти верстах от человеческого жилья на западе и юге, и нам туговато приходилось, не говоря уже о строительном материале, жизнь близ большака не давала нам ничего, кроме работёнки и ухаживания за ним. Кроме нянченья младших братьев и сестер я помогал старшим в семье и заготавливать дрова. Лесник не возражал против сбора сушняка. Но если в вязанку хвороста попадала ветка живого деревца, он строго наказывал.

    Зимой нам часто не хватало запасенных летом заготовок. У нас не было много скота, чтобы прирезать на зиму хряка или бурёнку, и всего дюжина лошадей в целой деревушке. Даже наша большая многодетная семья владела лишь узким участком луга и небольшим участком пахотной земли. Земля без удобрений родила плохо, а навоза не было. Мы старались удобрять огород илом, который мы приносили с реки после весеннего разлива. Однако этой подкормки было недостаточно, чтобы вырастить больше овощей.

    Отец мой — Сигмил Вайцманн, хотя и не обучался в церковной школе, однако читать и кое-как писать умел, а вот моя матушка Фрида, совершенно не знала базовой грамоты. Отец моего отца, дедушка мой, как говорили мне, был священнослужителем в деревне, последним в своём роде: с его кончиной, никто не прибыл принимать новую паству. Вайцманн Старший, среди односельчан выделялся и плотницким мастерством. Живя в постоянной бедности, отец давно разуверился в том, что простой крестьянин может получить образование и выбиться в люд, как горожане городков. Когда я окончил церковно-приходскую школу в Приозерье, отец был против того, чтобы я стал священником Святого Света. Тогда он мне молвил — "Семье нужны плотники, кормильцы". Нельзя сказать, что решение отца меня сильно огорчило. Я и сам уже хорошо сознавал бедственное положение нашей семьи. Первый плотницкий выход мы с отцом совершили в соседнюю деревню, где зажиточный крестьянин решил построить новый дом. В артель мужики приняли двух парнишек, в том числе меня. 

    В своем партнерстве меня сопровождал Баланд, парень на два года старше меня. Первый рабочий день оказался чрезвычайно тяжелым. Я настолько утомился, работая с бревнами, будто преодолел сто верст на неоседланной лошади... Но вскоре я привык. Мои спина, ноги и руки словно окоченели, и я перестал чувствовать усталость, хотя мозоли продолжали кровоточить. Наши трудовые будни начинались на рассвете и продолжались до сумерек. Помимо основной работы по обработке бревен, мне приходилось выполнять различные поручения. Я помогал хозяйке, которая готовила еду для нас: таскал дрова и воду, чистил картошку, мыл посуду. Практически не оставалось свободного времени.

    В самое знойное время дня мы делали перерыв на обед. Члены нашего плотницкого кружка садились под деревом вокруг большой деревянной чаши с супом и начинали прием пищи. Они ели спокойно, не торопясь, соблюдая определенную последовательность. Один человек делал глоток, затем следующий, и так далее в кругу. После этого старший участник артели стуком ложки по чаше давал знак, что можно брать кусок мяса. Если он стучал дважды, это означало, что пришла очередь для подмастерьев. Только после них мы, молодые работники, могли попробовать мясо, если оно оставалось. Весь этот обеденный ритуал проходил в полной тишине. Даже смех мог привести к наказанию в виде шлепка или оплеухи.

    Дележка хлеба происходила весьма особенным образом. Хлеб нарезали на равные ломтики. Затем один из мужиков, отвернувшись, называл имя человека, который должен взять следующий кусок. К хлебу мужчины относились с большим уважением, почти как к священной реликвии Можно было бы сказать, что они обращались к нему даже с некой религиозной почвой. "Жуй его долго," - советовал мне отец, - "пока не почувствуешь, сладость".

    Наконец-то наша работа подошла к завершению. Результат превзошел все ожидания: мы создали не просто дом, а настоящее произведение искусства. Вся конструкция была пронизана нашей преданностью: начиная от ухоженной крыши с изящным коньком, заканчивая наличниками, украшенными художественной резьбой, и уютным крыльцом. Не померкла красота построенного нами дома. Помрачнели только лица деревенских зодчих от хозяйского лихоимства. С рассвета до заката они работали упорно, стуча топорами и звеня пилами, но их труд завершился разочарованием из-за неправедного торга. В этот момент, возможно впервые, меня осенило, что все мужики разные, несмотря на то, что они принадлежат к одному крестьянскому сословию. Теперь же, нужно было найти новую работёнку.

    Однако мне, двенадцатилетнему пареньку, было еще рановато одному отправляться в дальний путь, и отец подыскал плотницкую работу в Приозерье. Подрядчики, с которыми мы работали, были жадными и скромными в выплатах. Но надо же нам было заработать на хлеб. И опять с рассвета до сумерек тяжело стучали в городке молотки, и срубы росли, словно венцы над фундаментами. На пустырях появлялись с каждым месяцем что-то новое, глядишь и вот - то сарай, и амбар, и другие постройки. Запомнил лишь одну мудрость: уйдут мастеровые, никто не вспомнит ни фамилии, ни имени. Не плотников похвалят, а хозяина за его дом. 

    Мы переезжали из местности в местность, из одной волости в другую, занимаясь различными делами. Одежда износилась, инструменты стиралось, но мастерство усовершенствовалось. Днем мужики собирались у костров для обогрева, а ночью спускались в свои угрюмые лачуги. Запасенный хлеб, предназначенный на зиму, хранили в снегу. Куски хлеба размораживали на огне перед обедом, а мыться было негде. Рано утром заскорузлые лесорубы выходили из своих убежищ и, сделав быстрый перекус, снова взялись за инструменты. Работа была изнурительной, утомительной, и сон оставлял желать лучшего. Так проходили дни, недели и месяцы. А мальчишка становился взрослее.

    Подходя к четырнадцати годам, меня начали рассматривать как полноценного работника. Когда наступила новая весна, это стало сигналом для возвращения домой. Мы должны были вспахать и посеять наш участок земли, помочь матери возделать огород, восстановить крышу после зимних бурь и ветров. По завершении домашних дел, я с отцом начал работать плотником для местных подрядчиков. Однако вскоре, в этот момент пришла ужасная весть: враждебное вторжение было на подходе. Женщины и дети кричали, мужчины беспокойно ворочались, смотря на нарастающую волну отчаяния и безвыходности. Деревня опустела, семьи лишались своих кормильцев, а уже и так бедные крестьянские дома становились еще беднее. Потом начали возвращаться из местных топей калеки. К многим домам пришли казенные похоронки.

    Отец был запасником, поэтому его призывали не сразу. Но уже по слухам стало понятно, что вскоре все мужчины будут втянуты в войну. Прогнозы оказались верными. С отъездом отца на фронт жизнь стала тяжелее. Матери с ее шестью детьми пришлось управляться самой. Моих запасов было недостаточно даже на хлеб. Помимо этого, никто из крестьян не строил новые дома, и нам приходилось выживать, занимаясь мелкими плотницкими работами, за которые платили сущие гроши.

    Но настали времена испытаний и для меня. События сильно изменили мою жизнь. Обстоятельства заставили меня, вот-вот шестнадцатилетнего юношу, задуматься глубже о своей судьбе. Письма отца перестали приходить, мать горевала и думала, что мой отец погиб на южных фронтах, хотя я отказывался в это верить. Тогда я отправился в Приозерье, где находилась местная администрация, чтобы узнать о сроках мобилизации в армию. Там мне сообщили, что мой возраст не подпадает под призыв, но я немного солгал, надеясь попасть в ополчение, назвавшись молодцем. В итоге меня призвали. Сборы прошли быстро. Я провел немного времени перед отправлением, прощаясь с родными, взял с собой котомку с харчами, да и отправился в путь. "Прощай, родное Приозерье!" - воскликнул я тогда.

    Да, тогда мне действительно не повезло. Война приближалась к своему худшему исходу. Зеленокожие варвары нанесли разрушения на моих родных землях. В это время я служил при южных лесах Элвинских, в гарнизоне Великого Гамлета. Но вскоре меня перевели в другое подразделение в Приозерье, и это решение, вероятно, спасло меня от смерти в разрушенном Гамлете. Я чувствовал, будто Свет берег меня. Мои родные места и деревни одна за другой исчезали под волной зеленокожих войск, и нам было ничего не поделать. Я увидел разрушение своей родной земли всего лишь один раз, а затем мы бежали вперед, стараясь уйти от них. Столица также начала принимать беженцев, и я отправил письмо матери, чтобы она направилась в Штормград, если ситуация на окраинах стала слишком напряженной. Что касается отца, то я не видел его во время своей службы, и никто не знал о его судьбе. Видимо, отряд моих земляков погиб, и мне было очень тяжело принять тот факт, что мой отец исчез без вести. После падения городов, включая Штормград, мы, жители благородного королевства, были вынуждены бежать на север, чтобы спастись. Это был сложный период в моей жизни.

    Беженцы, к которым я присоединился, прибыли в порт Южнобережья, в Хилсбраде. Там лордеронское командование набрало новобранцев для штормградских отрядов, и мы были направлены в учебные лагеря в составе запасного пехотного полка. Так началась моя солдатская служба. Часть нашего полка разместилась на окраине Южнобережья, рядом с рекой. Штормградские бойцы, включая меня, жили в небольших палатках, где по два-три человека. В летнее теплое время мы иногда предпочитали спать под открытым небом или в сарае на сеновале. Вначале нам приходилось носить с собой собственную одежду, но затем нам выдали летнее обмундирование — синие рубашки из бельевого полотна. Питание было очень скудным. Мы получали всего лишь триста граммов хлеба, пшенный суп без мяса и немного воблы — вот и весь дневной рацион. Несмотря на это, связь между армией и народным хозяйством была крепкой и постоянной. Некоторые из наших подразделений, например, участвовали в уборке хлевов в сельских районах, а другие, включая меня, каждую пятницу и субботу работали на пристани. Мы разгружали дрова, уголь и стройматериалы.

    Постепенно вчерашние новобранцы начали привыкать к воинской дисциплине и порядку. Мы понимали, что наше пребывание в запасном пехотном полку — всего лишь начальный этап нашей армейской службы. Впереди нас ждал фронт, борьба с орками. В этой связи мы прикладывали все усилия, чтобы улучшить свои навыки в боевых искусствах, надеясь вернуть свою родную землю. Моя матушка, братья и сестры остались в безопасности. Я горячо радовался своему решению отправить их в Штормград, до разорения Красногорья. Они были под защитой лордеронских властей. Я не знал, как с ними сложится до конца войны, но думал, что они находятся в безопасности, и это придавало мне спокойствие. Мы все стремились вернуть нашей родине мир и тишину.

    Командиры постоянно обучали нас строевой и тактической подготовке. Мы знакомились с основами военной топографии и проводили практические занятия в полевых условиях. Во время этих занятий мы приобретали навыки борьбы, маскировки и осваивали основы оборонительных и наступательных боев. Бывали дни, когда кажется, что семь потов сойдет с тебя за несколько часов, и ты чувствуешь, что еле стоишь на ногах. Но несмотря на усталость, когда возвращаешься на полигон, все равно держишься молодцом и даже поешь песню вместе со всеми. Это было естественно — ведь мы понимали, что нас наблюдают из народа. Мы были солдатами Льва Азерота, и это придавало нам сил и гордости.

    Многие из моих сослуживцев были беженцами из деревень и не обладали навыками грамотности. Многие из них не умели читать или только умели читать по слогам. Для них армейская обучение была нелегкой задачей. К таким бойцам обычно прикрепляли более грамотных воинов из бывшего войска Штормграда или лордеронских офицеров. Но, в нашем крестьянском полку, тяга к знаниям была большая. С огромным интересом слушали мы беседы командиров и офицеров, доклады лордеронцев, агитаторов и чтецов, радовались каждому сообщению о победе на фронте, об успехах тружеников Хилсбрада. Тогда я принял на себя, вспоминая дни в церковной школе, роль в повышении сознательности молодых бойцов, создав в полку кружок по ликвидации неграмотности. Человек как бы прозревал и уже по-другому смотрел на окружающий его мир, трезво судил о происходящих в стране и за рубежом событиях. Мы проводили занятия, на которых я читал газеты для наших соратников из Штормграда, делал краткие обзоры новостей и разъяснял решения командования. 

    С целью более эффективной воспитательной работы в наших подразделениях я обдумал идею походных библиотек. Однако литературы для этого было мало. По рекомендации командира полка, я обратился к церковным деятелям для помощи. Священнослужители отнеслись к этой идее с пониманием и согласились помочь. В то время, когда у нас были занятия, я успел прочитать несколько книг, а после использовал их для обучения грамоте моих братьев и сестер из деревень. Это позволило нам расширить кругозор, обогатить знания и поддерживать интерес к образованию в условиях сложной обстановки. Благодаря этой инициативе и поддержке церкви, наши бойцы получили возможность учиться и развиваться даже в военных условиях.

    Дни обучения в маршевых ротах запасного полка пролетали быстро. Новички, вначале неуверенные и неопытные, постепенно укрепляли свои знания и навыки, необходимые для военной службы. Время от времени сослуживцы говорили о предстоящей отправке на фронт и утверждали, что день боевых действий равен месяцу учебы.

    Большой дух и патриотизм царили среди запасников, когда какая-либо часть возвращалась с фронта для отдыха или расформирования. Фронтовики, отбывшие боевые испытания в составе Альянса, шли с развевающимся знаменем и песней. Горожане выходили на улицы, чтобы восхищаться строем и решимостью воинов, которые пережили все трудности и лишения войны. Особое восхищение вызывали рыцари из Штормграда, возвратившиеся с поля боя, их настойчивость и преодоление испытаний побуждали нас мечтать о том, чтобы также попробовать свои силы в настоящем бою.

    По приближении осени маршевые роты нашего полка наконец начали отправляться на фронт. Все оставшиеся солдаты завидовали уходящим. Редко можно было встретить кого-то, кто стремился остаться в тылу. Высокий моральный дух среди бойцов был результатом желания вернуть родину и восхищения Андуином Лотаром, который был как второй отец для всех нас. Со своими сослуживцами из роты я также готовился отправиться на фронт. Однако произошло неожиданное событие, которое отложило это событие ещё на девять месяцев. В нашу часть поступило приказание отправить нескольких человек на курсы офицерства. Это изменение планов добавило нам время для подготовки и дополнительного обучения.

— Хочешь учиться? — спросил меня командир полка. Это предложение пришло для меня неожиданно. Во-первых, я никогда не рассматривал возможность стать кадровым военным, и даже не обсуждал эту идею с друзьями. Во-вторых, у меня было недостаточное образование, чтобы сделать такой выбор. И, в-третьих, как быть с моей мечтой о фронте, о которой я так долго мечтал?

    Эти вопросы были серьезными и важными, они затрагивали мою будущую судьбу. Принятие решения означало, что моя жизнь могла измениться кардинально. Я попросил командира дать мне время подумать. На следующий день он снова пригласил меня на разговор.

— Ты, Хейнцель, селянин, — говорил он, — сам проявил способности в изучении военного дела и активно помогал мне в воспитании сослуживцев. Кого же, как не тебя, посылать на курсы? Альянсу сейчас нужны свои, народные командиры — выходцы из среды потерявших дом. Перед тобой откроются широкие перспективы.

    После тщательного обдумывания я решил согласиться с предложением командира, даже несмотря на то, что мне было очень тяжело расставаться с товарищами, которые отправлялись на фронт. С некоторыми из них мне не удалось даже попрощаться. Эпидемия, начавшаяся в нескольких опустошенных орками деревнях, распространилась и на наши воинские части. Множество бойцов ушли из жизни из-за этой болезни, и среди них были и те, кто служил в нашем полку. Одним из погибших был и мой земляк Баланд. Мы призвались в армию вместе, в детстве вместе занимались работой, служили рядом друг с другом и разделяли мечты о нашей дальнейшей армейской жизни...

    Пехотные курсы, которые создали на основе старого офицерского корпуса, располагались в Хилсбраде. Руководил этими курсами бывший высокопоставленный офицер из Штормграда. Он был известен своей жесткостью и настойчивостью, но мы понимали, что это было объяснимо утратой всех своих близких во время войны с орками. Его характеризовала глубокая эрудиция, прекрасные организаторские навыки и педагогическая подготовка. Он всегда держал себя в отличной форме, был аккуратно одет и стройно сложен, несмотря на свой возраст. Именно этими чертами, а также его тактичностью, он завоевал уважение как среди других командиров, так и среди курсантов, ставших его подопечными. Его авторитет как военного руководителя был очень высоким.

    Управляющий курсами был стройным, подвижным и очень общительным человеком. Ему удавалось легко втягивать в беседу даже тех, кто по природе был склонен молчать. Он мастерски объяснял даже самые сложные военные вопросы так, чтобы они были понятны для людей с ограниченным опытом и образованием, включая вчерашних малограмотных крестьянских парней. Когда он выступал на собраниях, его речи были настолько воодушевляющими, что слушатели невольно проникались идеей, которую он пытался распространить. В его словах присутствовали убежденность, страстность и эмоциональная взволнованность, но в то же время он всегда выдерживал пунктуальность и серьезность, что дополняло его образ и делало его выступления более убедительными.

    Курсы явно отличались от запасного полка по условиям проживания, внутреннему распорядку и организации учебы. Курсанты имели возможность жить в благоустроенной казарме, а учебные классы были хорошо оборудованы. Наличие богатой библиотеки и двора также говорило о более серьезном и комплексном подходе к обучению. Кормились курсанты в столовой, хотя питание, как и в запасном полку, было скудным. Выдали вам новое обмундирование, включая стальной доспех, собственную флягу, шлем с синим хвостом и белый табард с синим орлом – символика Лордерона. Этот вид одежды и снаряжения делал курсантов более стройными, подчеркивал их внешний порядок и дисциплину. Ежедневное обязательство по чистке доспехов, занятия эрудицией и подготовке к будущему командованию солдатами ставило перед вами ответственные задачи.

    К занятиям приступили сразу же, не теряя драгоценного времени: за девять месяцев предстояло освоить обширную учебную программу, совершить большой скачок — от рядового ополченца, отвечающего лишь за свои действия и поступки, до человека, под началом которого будет не один десяток бойцов. Честно говоря, поначалу трудно было представить, как произойдет это превращение вчерашнего сына плотника в офицерюшку. Однако не зря же поется в песне: "Вышли мы все из народа"

    Возможно, мои высказывания могут показаться слишком современными, но тем не менее, я скажу следующее: нас обучали тому, что необходимо для ведения войны. В то время бушевали сражения на фронтах, наша земля была страшно потрясена зеленой агрессией и вторжением в земли дворфов. Так к чему же нас учили, если не искусству вооруженной защиты нашей Родины? Разумеется, современное толкование этой идеи значительно глубже, и значение этой фразы намного более сложное. Но основной принцип остается неизменным: обычные люди, дети народа, осваивали военные знания, чтобы эффективнее отстаивать интересы королевства.

    Наш командир, тот самый штормгардский рыцарь, обладал выдающимися навыками в обращении со всеми видами оружия, безукоризненно владел методами одиночного боя и тактикой совместных действий в группе. Его голос был необычайно сильным и мелодичным, и когда он выходил перед рассредоточенным строем, его команды звучали громко и четко:

— Вперед — коли! Назад — коли! Вперед, рукоятью — бей! От варгов — закройсь!

    И курсанты действовали щитами расчетливо, расторопно — только мелькали клинки и рукояти.

    Эти тренировки были не прихотью командиров, а необходимостью: мало ли в каких условиях придется воевать. Скажем, ночью. Не разжигать же костер, чтобы устранить неисправность? Нередко выходили мы в поле, где совершали марш-броски с полной выкладкой, ползали по-пластунски, рыли окопы, "воевали" рота с ротой — делали десятки других солдатских дел, которые могли пригодиться в настоящем бою. Если раньше, когда я служил в запасном полку, действовать приходилось за одиночного бойца, то на курсах нам постепенно прививали командирские навыки. На войне случалось, что солдат поднимал подразделение в атаку, а взводный водил в бой полк.

    Особое внимание уделялось изучению уставов — своду основных законов воинской службы. От нас требовалось не только формальное знание уставных положений, но и правильное, творческое их понимание. Ведь в будущем мы сами должны стать воспитателями бойцов, а наставник обязан уметь довести до сознания каждого исполнителя все требования уставов.

    Как-то зимней ночью загорелось здание ратуши. Поднятые по тревоге, курсанты быстро ликвидировали пожар. Шкафы, столы, стулья и другое ценное имущество, вынесенное на улицу, надо было охранять. Часовым поставили меня. Прошел час, второй — нет смены. Одежда на мне была легонькая — шинелишка, обувь тоже не по сезону — ботинки с обмотками, ну и рукавицы, понятно, не меховые. А мороз такой, что даже меч из ножен не вытянуть. Однако стою на часах, хотя зубы выбивают чечетку, а ноги, кажется, пристыли к ботинкам. Наконец смена пришла. За образцовое выполнение обязанностей часового мне объявили благодарность.

    Помимо практических занятий мы изучали основы военной теории, тактику и другие дисциплины. Нас знакомили с основными решениями ставки, постоянно информировали о положении на фронтах. В свободное от занятий время, которого было не так уж много, читали газеты, книги. Почти каждую неделю, как и в запасном полку, устраивались мероприятия для помощи беженцев и жителям городка. Чаще всего мы разгружали конные вагоны с дровами или углем, помогали ремонтировать повозки.

    В конце учебы на курсах произошло интересное событие. Однажды ночью наш батальон был поднят по тревоге. Командир объяснил, что у пристани на юге происходит бедствие — баржа с хлебом подверглась нападению орочьих рейдеров, и нам необходимо немедленно вмешаться, чтобы спасти её.

— Хлеб сейчас ценнее золота, — произнес он с убеждением. — Солдаты Альянса нуждаются в нем как в воздухе. Мы не можем позволить потерять ни единого грамма!

    Среди нас не нашлось ни одного человека, который бы не знал цену хлебу. Ведь мы выросли и были воспитаны в тяжелые времена крестьянской нужды, безземелья и голода. А сейчас, во время Второй Войны, когда сотни хлебопашцев были оторваны от своих земель, когда враги саботировали поставки хлеба, и королевства Альянса находились в осаде, большинство городов страдало от недостатка. Сознавая всё это, курсанты с особой ответственностью за спасение этой "золотой баржи" бросились к пристани.

    Баржа находилась на грани разрушения, это было явно видно. Но благодаря тому, что орки исчезли, мы решили отправиться на лодках к кораблю. Одни из нас начали наполнять мешки зерном, другие быстро плавали туда и обратно к берегу, а третьи загружали зерно в повозки. Это была настоящая сплоченная работа. Такой слаженности, такого ритма я редко видел — только, возможно, при борьбе с преградами на реке во время лесосплава или при тушении пожаров. Мы были промокшие до костей, изнуренные, но ни грамма зерна не ушло под воду. Мы спасли "золотую баржу" и успешно доставили ее ценный груз беженцам и фермерам. Заслуга в этом, прежде всего, принадлежит нашему командиру, который отлично организовал ночную операцию и стал личным примером для всех курсантов.

    С приходом зимы, напряженные учебные будни стали сопровождать нас. Курсанты приходили в себя, становились сильнее и увереннее, глубоко погружаясь в изучение, как сказано, "военного дела настоящим образом". Ориентиры для нас всегда ставили старшие, их же было во всем общее направление. К тому времени я уже четче осознавал, какое великое доверие легло на меня как будущего офицера. Это побуждало меня использовать любую малейшую возможность для оправдания этого доверия и стремления в ближайшем будущем стать капитаном.

    Нет смысла рассказывать о других подробностях нашей девятимесячной учебы. Важно то, что к лету следующего года, когда основным очагом стал уже лордеронский и эльфийский фронт, когда орки, вдохновляемые и поддерживаемые огненными ящерами и дикими троллями, пытались нанести сокрушительный удар по Альянсу, на Хилсбрадских курсах состоялся очередной выпуск офицеров.

    Перемещаясь к месту назначения, я переживал смешанные эмоции. Командовать маршевой ротой, входящей в состав запасного полка штормградцев и дислоцированной в районе Мельницы Тарен, придавало чувство гордости. Это было подтверждением доверия к моим способностям, поскольку я был выбран для руководства достаточно крупной воинской группой, в то время как другие мои сокурсники получили младшие должности. Однако в моих мыслях также была тревожная нота. Я осознавал, что даже после окончания офицерских курсов меня ждет служба в запасных войсках, а не прямая военная борьба с врагом. Это вызывало смешанные чувства, поскольку в душе горела жажда настоящей битвы и желание активно вносить вклад в защиту Родины.

    Вот с таким настроением я и прибыл в свое подразделение. В роте насчитывалось около ста солдат, в большинстве пожилые люди из беженцев. В сравнении с ними я выглядел очень молодо. "Попробуй-ка, — думалось мне, — заслужи доверие и командирский авторитет среди таких дядек. Каждый в отцы годится"

(Я ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОПИШУ КОГДА-ТО)

Powered by Froala Editor