Вальдемар и ответ на все вопросы

Несколько дней Вальдемар слонялся по городу без дела. Деньги тянули карман — столько ему редко удавалось заполучить за раз. И теперь он даже не представлял, куда их тратить. Впрочем, мысли о золоте редко посещали его белобрысую голову. Чаще он не думал ни о чём и только маленький червь грыз в мозгу какую-то одному ему ведомую дорожку.

Мортенсен завернул в один из многочисленных тупиков города. Крошечный сад, кусты, цветы, дерево, зажатое меж глухими стенами домов. Мох покрыли его корни, жуки — создали на коре причудливые узоры. Лениво грело яркое утреннее солнце, но Вальдемар от холода не чувствовал ни рук, ни ног. Только пот стекал из-под шапочки, всё так же падающей на глаза. Безвольной куклой он продрался сквозь кусты, распугав вопящих птиц, и упал на колени лицом к дереву, почти вплотную. Трясущимися руками принялся выкладывать перед собой все свои вещи. Ровным рядком — мешочек с сокровищами (кажется, из какой-то прошлой жизни), пара ножей (насколько помнил Вальдемар, все сняты с трупов, какая ирония!), металлический болт этого эльфийского оружия (которым он так и не научился толком пользоваться), серебряный перстень с гербом (про который он благополучно забыл), да и… всё на этом. Кошель он оставил в тайнике под одним из мостов через канализацию — там кирпич выходил из стены и появлялось небольшое углубление. Две с половиной золотые, разделённые на пять мешочков. Кирпич он оставил рядом, уверенный, что кто-нибудь обязательно наткнётся на тайник. И не так уж и важно, кто именно.

Он уже хотел было подняться, опёрся о ствол дерева рукой, как вспомнил последнюю деталь. Записка беглым почерком на клочке бумаги. Вальдемар надеялся, что тот стражник, которому он даже заплатил, написал нужные слова: «Я всё понял».

— Я всё понял… — почти недвижимыми губами произнёс Мортенсен, кладя записку на землю и придавливая её рукоятью своего ножа. — Всё...

Он поднялся. Колени тряслись и в такт им тряслись и — теперь уже жутко — звенели побрякушки на шее и в ушах. Вальдемар поправил шапочку и принялся, то и дело нервно всхлипывая, разматывать верёвку от шэнбяо на поясе.

Забраться на старое дерево не составило никакого труда. Он выбрал ветку потолще, покрупнее. Слёзы текли из глаз, губы сжались в тонкую нить, меж бровей пролегла суровая складка. Он не плакал, только изредка судорожно вздыхал. Узел никак не получался, пальцы окоченели, взмокли, дрожали. Солнце слепило глаза, пробиваясь сквозь чахлую крону. В такой ранний час на улицах были только птицы, спящие пьяницы, сонные стражники. А в таком дальнем углу, какой выбрал Вальдемар — и вовсе только птицы.

Наконец оба узла превратили длинную, крепкую верёвку в петлю. Мортенсен стянул шапочку, расширенными от ужаса глазами окинув землю под собой, и разжал пальцы. Красная ткань беззвучно рухнула вниз. Он сунул голову в петлю, украшения мешались. Одними ногами удерживаясь на дереве, Вальдемар принялся поправлять их. Руки и ноги всё также едва-едва ощущались. В какой-то момент он почувствовал, что летит. Пальцы держались за узел на шее, глаза лезли на лоб, изо рта вырывались только хрипы. Хрустнул позвоночник.

Бездыханное тело тихо покачивалось на ветке дерева в одном из тупиков города. Под деревом лежали всякий хлам и записка. Птицы, испуганные движением, на один миг взмыли в воздух, но тут же уселись обратно, продолжив взволнованное обсуждение своих птичьих дел и дураков, что разгуливают тут в такую рань, да ещё и шумят. Солнце поднималось выше.