Случайные встречи.

Одна из историй старика

— Эй, госпожа милсдарыня! — неопрятно выглядящий старик вошёл в таверну, робко осмотрелся, да остановился рядом с рыбками.

— Хм? — Мари удивлённо взглянула на него, чуть вскинув бровь.

— Госпожа милсдарыня, а не найдётся ли у вас чего-нибудь горяченького для старика Уилла? — он усмехнулся в седую бороду.

— Ну, — Мари, всё ещё несколько удивлённая, оперлась локтями на стойку, скользя изучающим взглядом по укрытой в лохмотья фигуре. — Сегодня у нас свежая рыбы, так что... вам жареной, на пару, или рыбного супа?.. — несколько неуверенно протянула она.

— Так какой вам, милсдарыня, не жалко! Вы же не откажетесь угостить старика Уилла за хорошую историю? — вошедший ощерился почти беззубой пастью.

Хольте только вздохнула. И, улыбнувшись, двинулась на кухню, кивнув мужчине напоследок на стойку: «Присаживайтесь пока».

— О, нет-нет, спасибо, я здесь постою! — замахал руками он, опираясь на деревянное ограждение. — А то ковры испачкаю ещё...

Вскоре она вернулась с чашей, полной рыбного супа в руках. В тарелку уже воткнута ложка. Прошла вперёд, угрюмо оглядываясь.

— И куда мне в таком случае ставить? — она остановилась в паре шагов от старика. От него едва заметно несло немытым телом — но несло. Впрочем, выгонять его на улицу в такой мороз Мари не собиралась — особенно если учесть количество посетителей в таверне этим днём.

— Так вот, прямо мне в руки, ага, госпожа милсдарыня! — старик протянул пальцы к тарелке — сморщенные, скрюченные ветви.

Хольте подошла на пару шагов, протянула миску — и вновь отступила, скрестив руки на груди да глядя на дверь. Старик тут же принялся спешно поглощать суп — усы и борода тут же испачкались, кое-где застряли лапшинки. Он громко чавкал. Мари чуть поморщилась, но продолжала глазеть на закрытую дверь. Платы ожидать здесь было бессмысленно, а посуду лучше будет сжечь. Но — она всё ждала обещанной истории.

— Ну, значится, госпожа милсдарыня, вы о чём от старика Уилла хотите услышать-то? Может, про кракена морского какого? — чавкая проговорил старик, не поднимая взгляда от миски.

Хольте скривилась ещё сильнее. И хмыкнула, отрицательно мотнув головой: «Не думаю, спасибо», — она нервно постукивала ногой по полу, продолжая держать руки скрещенными на груди.

— Тогда, госпожа милсдарыня, может, про курицу волшебную?

— Есть у меня своя волшебная курица, Уилл, вполне хватает. Как насчёт чего-то другого? — она вздохнула.

— Бек-бек-бек, — одними губами пробормотал старик, да, на мгновение оторвавшись от супа, кивнул сам себе. И умолк — вновь слышалось одно лишь чавканье, да быстрое дыхание. — Тогда, может, о трёх славных юнцах да их великом походе за богатством и славой?

Хольте задумалась на пару мгновений.

— А давай, — она кивнула, хмыкнув.

— Значится, жили-были, господа милсдарыня, три брата — старший, средний да младший. Жили, не тужили, матери с отцом помогали. В поле работали, за скотом следили. Только вот пришёл как-то в деревню их певун — да такой, что заслушаешься! Сладкоголосый, что птицы по весне. А песни-то, а песни какие сказывал! — он присвистнул. — Пришёл, значится, бард, вся деревня собралась его послушать — а он всё про страны дальние, про богатства несметные, про женщин прекрасных, да славу великую, — старик фыркнул, едва не разлив остатки супа. — А юнцы те... Да вам ли не знать, госпожа Хольте! — вполголоса пробормотал он, ехидно улыбаясь.

Хольте нахмурилась, вновь окидывая старика оценивающим взглядом. Да только чуть вскинула нос, распрямила плечи и продолжила слушать его болтовню.

— Мне ли не знать... — пробормотала она.

— Юнцы те как загорелись всеми песнями этими, как к певцу пристали, мол, что, да как, да где, да научи... А певуну-то что? Он как птичка — сам не может, за другими повторяет, да не думает, верно, Мария? — он хихикнул.

Хольте молча махнула ему рукой — продолжай.

— В общем, собрались они через месяцок, как урожай весь был собран, на зиму всё заготовлено, а их рюкзаки давно дожидались в потайном месте. Собрались все трое, вещички схватили — да и двинулись куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли шли по лесу — а к вечеру пришла пора на привал становиться, темнеть стало. Свернули чуть с дороги, на полянку вышли. Старший стал палатку ставить, средний — похлёбку варить, а младший — дрова колоть, чтоб на всю ночь хватило и на утро! Вот только... ох, не знаю уж, что приключилось с ними, но... Старший, камешек отбросив, принялся колья для палатки головой вбивать. Средний — вместо чурбаков на колоду свою ногу сложил... да принялся колуном махать. А младший — костерок разведя, помешивал похлёбку собственной рукой. Несложно догадаться, Мари, что осталось от парнишек на утро, — старик мерзко хмыкнул.

Хольте качнула головой — хоть в сказочки верить ей было уже поздновато, но... ей внезапно стало холодно. Она невольно поёжилась, оглядывая таверну — всё так же пусто. Всё так же тепло и светло.

— Родители-то спохватились, нашли их тела через пару деньков, — продолжал старик, мучая в руках пустую тарелку. — У одного лоб пробит в паре мест. У второго — обе ноги изрублены на мелкие кусочки. У третьего... Да сварился он заживо. Словно целиком в маленький котёл залез. Жалко парнишек, хорошие были, — вздохнув, он протянул Мари миску.

Хольте не нашлась что ответить — только взяла всученную ей посуду. А старик, времени даром не тратя, чуть кивнул ей, оглаживая бороду, да резво двинулся в сторону выхода.

— И... — протянула Мари ему вслед. Так и не найдя, что сказать. Да, развернувшись, с отвращением понесла посуду на кухню. Хотелось как можно скорее умыться и выпить чашечку горячего чая.