Снежинки парили в воздухе, накрывая моё тело белым покрывалом. Я лежал, не в силах пошевелиться. Тело окоченело. Легкий отголосок боли ощущался в области чрева. Боль и тепло. Из меня вытекала жизнь. Я умирал, а мои посиневшие губы застыли в улыбке. Почему? Я рад, но не могу вспомнить. Отчего я радуюсь собственной смерти? 

***

Я спал, и во сне я проснулся. Смотрел своими глазами, но всё было словно в тумане. Сладостном и непроницаемом. Вдалеке от голода, мороза и крови. Прикосновение теплых губ к щеке. 

Открыл глаза – и увидел перед собой свою любовь. Но не сопливую девчонку, а расцветшую девицу. Она была юна и прекрасна. Голубые её глаза сияли любовью, кокетливо одетое платье наполовину раскрывало желанные изгибы её тела. Элания Рейвенгрин. 

Лежал на теплом мягком ложе, достойном короля. Элания наклонилась ко мне, прижавшись грудью:

– Пора просыпаться, мой король, – Жарко выдохнув мне в ухо, промолвила Элания, – Тебе снова снился тот ужасный сон? Всё… Позади. – Успокаивала она, тепло улыбнувшись. Шрамы на лице от ножа Гелаты Антел изогнулись вместе с губами. 

Башня мага, Драконий Резец, Дюк, разграбленная дедова могила. Сон? Сколько же я проспал? 

– Всего лишь сон. Ты слишком часто пропадаешь в своих походах, любовь моя,  – Склонила голову набок, вернувшись к постели с подносом. На подносе кубок Гилнеасского вина, россыпь фруктов. Элания подалась вперед, залезая на кровать.

Она подползла ближе, одной рукой подавая вино, второй приоткрывая платье вокруг ягодиц. Такая желанная… 

Это не может быть правдой. Я не отбил Первый Замок. Мы даже не женаты. 

– Где мой Костеглод? – Я приподнялся, отседая подальше от мечты. 

– Ч.. что не так, Пилип? Я более не нравлюсь тебе? – В её голоса послышалась обида, – Ты вернулся внезапно ночью, совсем не помнишь? При тебе не было клинка, ты что-то бормотал о величии, предателе Иргаре и о том, что он заманил тебя в засаду… 

– Сварт, это твоих враньих когтей дело? – Заговорил я, обращаясь к небесам сквозь потолок богато украшенной комнаты. – Ты хочешь свести меня с ума? – Вопрошал, глядя в пол, взывая к сырой земле. – Или ты уже... – Я устремил взгляд в глаза возлюбленной. Непонимающий, озлобленный, не мигающий, словно у сконфуженного безумца. 

Если Боги и смеялись надо мной, мне не суждено было это услышать. 

– Ты… Ты пугаешь меня, Пилип. С-с тобой точно все хорошо? – Переспросила девица, выглядевшая искреннее встревоженной. – Я всего лишь хотела… порадовать тебя. В последнее время ты совсем не бываешь здесь, вечно путешествуешь, ищешь кого-то. Весь побитый, как бойцовский мастиф. П-пожалуйста, п-подойди. 

– Мы с тобой еще не женаты, Элли. – Я услышал в собственном голосе тоску. – Я не отбил Первый Замок, а ведь лишь после этого мы можем сыграть свадьбу. Ты знаешь это. – Подозрительный прищур. – Должна знать…

Элания Рейвенгрин хмыкнула, отстранилась и вытащила из-под волчьих шкур неподалеку небольшое зеркало ручной работы. 

– Забытый, зашуганный, безумный, мрачный… – Причитала Элания равнодушным голосом. Её любовь и страсть, которой она кипела ко мне, как рукой сняло. – Ты гонишься за тенью, хотя мог бы остаться здесь, со мной. Скажи… 

Она заглянула в зеркало и медленно развернула его. Мои глаза невольно встретились с отражением взглядом. Внезапный Крик словно рвался изнутри черепа наружу, к солнечному свету.

 С К О Л Ь К О     Е Щ Е      Н Е В И Н Н Ы Х      Т Ы       У Б Ь Е Ш Ь     Ч Т О Б Ы        Д О Б Р А Т Ь С Я       Д О      С В О Е Г О       Т Р О Н А? 

Отражение заговорило со мной. Его впалые щеки, измученный взгляд и характерные раны, оставленные Костеглодом, говорили только об одном… Это был тот самый имперец, в убийстве которого обвиняют мага Роунта, но в котором повинен Я. 

– Невинных не бывает. Красношкурых я буду убивать до тех пор, пока не изведу последнего в горах Альтерака. – Гнетущие меня непонимание и неуверенность сменились гневом. Словно жидкое пламя разлилось по отмороженным жилам, давая силы для того, чтобы рвануться вперед и выбить зеркало из руки неизвестного, пленившего меня в собственных желаниях. 

– Сколько костей еще тебе нужно, чтобы соорудить себе трон?! – Верещал солдат, одним взмахом сбив меня с ног. Силы внезапно покинули мои высушенные мышцы. Я впервые ощутил, насколько ослабло мое тело после многочисленных переходов по горному королевству. 

От удара я перекувыркнулся через кровать и упал на пол, хрустнув костьми. Крик до боли разрывал ушные перепонки.

 С К О Л Ь К О     Е Щ Ё    Д Е Т Е Й?    Ж Е Н Щ И Н?    С Т А Р И К О В    И   Н Е В И Н Н Ы  Х     Т Е Б Е      Н У Ж Н О    З А К О Л О Т Ь      Ч Т О Б Ы      П О С Т Р О И Т Ь     С В О Й     З А М О К?     С К О Л Ь К О?     Х О Ч Е Ш Ь    К О С Т Е Й?      ТЫ     Х О Ч Е Ш Ь    У В И Д Е Т Ь    ИЗ    Ч Е Г О    С О С Т О И Т                 Т В О Й   П У Т Ь? 

– Десятки. Сотни. Тысячи. – Ответил я, приподнимаясь с пола на дрожащих руках, железный в своей решимости. – Не важно, сколько их будет. Мой род заслужил это право. Враги будут растоптаны и впечатаны в алый снег, а я буду восседать на троне из их костей. 

Земля начала безудержно содрогаться, словно за окном плясал горный йети. Изысканные картины мастера Айвенго, дорогая утварь и мебель из редких сортов дерева разлетались в разные стороны. Здание затрещало по швам. Я не мог шевелиться. Пока я говорил, с трещины с потолка на меня сыпались черепа. Целая груда, детские, взрослые, мужские и женские… Это напоминало мне старую притчу про дурака, возжелавшего богатство. Она окончилась тем, что он утонул в горе блестящего золота. Я же буду погребен под костями павших от моих рук людей. 

– Ты не добьешься своего. Ты закончишь свою жизнь… Жалким, свихнувшимся безумцем на обочине этой проклятой страны! Все твои друзья погибнут, а возлюбленная бросит, посчитав сумасшедшим. Вот твоя судьба, «наследник». 

Мертвый араторец подошел ближе и вновь показал мне зеркало. Я увидел себя, постаревшего, исполосованного шрамами... Алые глаза безумно выпучены. Скелет с натянутой поверх черепа маской старца. Разбитый. Тень внушающего в страх сердца людей горянского воеводы. Сломленный. 

– У м р и же здесь! – Воин рванулся в мою сторону, занося меч. Взмах. Все исчезло. Темнота. 

***

Я видел его, ушедшего в ночь. В последнее время он захирел – как телом, так и разумом. Он вернулся, ничего не объяснив, изодранный, окровавленный, без своего Костеглода. Я переживал за него. Молодой Кноглер уже несколько дней как ничего толком не ел и почти со мной не разговаривал. И вот сейчас – он провалился в свой сон и проснулся с таким видом, словно вынырнул из озера за мгновение до того, как задохнулся. 

Мы сидели у очага на покинутой охотничьей стоянке. В воздухе всё больше пахло войной и желающих охотиться в этих краях становилось всё меньше, пока не остались самые отчаянные. Или те, кто охотился не на животных. 

– Ты в порядке, к-кровь Ирлика? – Подал я голос первый. 

– Нет… Я уснул? – Пилип сморщился и так крепко стиснул череп, словно пытался не дать ему развалиться. 

Я внимательно посмотрел на него. Кровь Ирлика серьезно похудел. Изможденный, замученный и смертельно бледный, Альтеракский стервятник уже несколько месяцев скитается по королевству в поисках сказаний и легенд прошлого, попутно помогая в борьбе против имперской армии. Война эта пока носит локальный характер, но Кноглер никогда не избегал стычек. 

– Меня что, огрели оглоблей по голове? – Он зашарил пальцами по грязным волосам. 

Я поежился от холода. В нынешнем году мороз особенно жесток, а мои старые кости требуют больше тепла, чем молодые. 

– Мы с тобой уже несколько месяцев ищем хоть какие-то зацепки о Драконьем Резце. Почти не спим. Ты отказываешься от еды. Вечно что-то думаешь и планируешь. Еще не надумал сдаваться? 

Пилип еле сидел на грубом табурете у костра, я видел, как вес его костяных лат тянул его к земле, но взгляд впалых алых глаз был всё таким же гордым и пугающим. Он буравил меня, требуя ответ. Я вздохнул. 

– Вчера ты был где-то сам по себе. Может, повздорил с кем? Кто знает… Я ушел на охоту задолго до твоего отбытия. – Я смотрел на то, как играет пламя в костре. – Ты вернулся глубокой ночью, весь в шишках, говорить особо не хотел. – Я взглянул на Пилипа и увидел, что он шарит взглядом по земле вокруг, что-то ища. – Сегодня ты какой-то странный, кровь Ирлика… 

– Только сегодня? – Кноглер ухмыльнулся, напоминая о своем непредсказуемом нраве. – Я вернулся без Костеглода, Дюк? 

Пилип внезапно поморщился, затрясся, царапая волосы на голове и зажимая виски. 

***

Моя голова на мгновение закружилась, головная боль была невыносимой. Перед глазами промелькнули обстоятельства вчерашнего. Вот я, скитаюсь по зимнему тракту в компании человека, увенчанного шкурами животных, о чем-то оживленно говорю с ним. При незнакомце было охотничье копье. Взмах. Брызги крови. Пустота. 

***

– Чш-ш-ш. –  По-змеиному зашипел я, заглядывая в котел. – П-похлебки мало осталось. На двоих не хватит, дитя. Собирайся. Пойдем на охоту. Тебе нужно прогуляться, заодно, может, вспомнишь, как всё было. А клинок твой… Вернулся ты без него. 

– Пролилась кровь. – Мой юный вождь скрежетнул зубами, борясь с мигренью силой воли. – Нам нужно к тракту. Человек в мехах. С копьем. Там лежат ответы. 

– Здесь много людей в мехах, сын скорби. – Ответил я скептически, наблюдая за тем, как Пилип едва не свалился навзничь, пытаясь подняться с табурета. 

Он ещё немного поворчал, но я настоял на своём и всучил ему в руки лук и колчан со стрелами. И пускай кровь Ирлика настаивал на том, что он куда лучше охотится с копьем, я ответил ему, что обстоятельства не всегда будут на его стороне. 

– Мудрое решение. – Я нарушил тишину, отправившись навстречу кусачей зиме. – Скажи мне, Пилип, ради чего живет человек? Каково его предназначение? – Неожиданно даже для самого себя стал философствовать я со своим соратником. 

– Я не в настроении рассуждать о высоком, Моррин. – Судя по тому, как он кривился при каждом шаге, я его немного понимал. – Но в сей раз отвечу. Каждый человек выбирает для себя, для чего он живет. И лишь Боги могут повлиять на предназначение. 

Мы шли через заснеженный лес, чувствуя порывы воющей зимы. Снегопад не утихал. Теплошкурые олени, скитаясь среди вековых деревьев, пока что не учуяли нашего присутствия. Поразмыслив, я возразил: 

– Мир делится на пастухов и баранов, кровь Ирлика. – Поучал я молодого головореза, опустив ладонь ему на плечо. – И только тебе решать, какую роль ты занимаешь. Не Боги. 

– Или же на зайцев и волков. – Сопляк хмыкнул, ставя мою мудрость под сомнение. 

Я же подумал, что ещё и на баранов, и вот он, упертый, из таких. Но вслух я сказал: 

– Они не признают тебя. Пока нет. – Мой голос резал юного костереза правдой. – Укутавшись в шкуры, с кубком вина и важным видом, они будут морозить тебя до последнего. Не признавать твоих прав на очевидное – на Первый Замок и на право стать одним из совета Бернхольма. Тебе нужны союзники. Друзья из высшего круга. Тебе придется сблизиться с некоторыми из них, быть может, помочь? И тогда, заручившись поддержкой, мы придем к Иргару… И отнимем его жизнь. 

Я сглотнул теплую слюну, промочив пересохшее, замерзшее горло. Олень подходил к нам ближе. Я велел Пилипу приготовить лук к стрельбе и добавил: 

– И добудем то, что полагается мне… – Я осекся. – … Тебе по праву. – Моя ладонь с хлопком опустилась ему на плечо.

В этот момент он выстрелил. Зимняя охота – ремесло, которое уважающий себя сын Альтерака не забудет никогда. Оно у него в крови. И Пилип был из таких. Я с гордостью увидел, как стрела вошла ровно в сердце оленя. Зверь встрепенулся, издал предсмертный хрип и распластался в снегу. 

– Хороший выстрел. Никогда не сомневайся в себе. Ты – самый опасный человек в этом королевстве. Кровь… Ирлика. 

– Что полагается тебе, Дюк? – Пилип повернулся ко мне, опуская лук. Тон его голоса был спокойным, как будто он спрашивал о погоде. Но я знал его слишком хорошо. Он смотрел на меня и ожидал правильного ответа. Неправильный означал бы смерть. 

***

Дюк какое-то время молчал, раздумывая над словами. Я пожирал его глазами.  

– Ничто. – Резко ответил старик, направившись к оленю. 

Внезапно он развернулся ко мне, сжав два кулака. На мгновение мне показалось, что он набросится на меня. 

– И весь мир. – Добавил Моррин позднее, улыбнувшись. Или не улыбался? В тумане я не разглядел. – Поспешим, кровь Ирлика! Снегопад усиливается! 

Я сверлил взглядом его затылок, с трудом подавляя в себе желание выпустить в него стрелу. Переборов недоверие к спутнику, я велел ему заняться разделкой, а сам подошел поближе к зверю, чтобы вырезать костяную стрелу из туши. Наш запас был ограничен, и приходилось экономить каждый снаряд. Мне это удалось без лишнего труда. 

За работой я внезапно вспомнил то, что в старину многие благородные дома украшали свои фамильные герба оленем. Много позже они стали менять геральдику на что-то более вычурное, чтобы выделиться перед противниками. В моей голове зазвучали слова деда – его рассказ о том, что даже гербом Кноглеров, первое время, был олень. Я прикоснулся к истертой пряжке древнего костяного пояса, подаренного мне Эриденом Перенольдом на турнире в Бернхольме, и кончиками пальцев ощутил старательно вырезанные столетия назад очертания головы оленя. Ещё одна загадка была решена. 

Дюк ловко разделался с тушей и мы вернулись в лагерь, укрывшись от промозглых ветров за дряхлым частоколом. Старик ушел готовить мясо, я же присел у костра, раздумывая над нелегкой судьбой. Зимняя охота немного прочистила мозги, потому я стал рассуждать. 

У меня было три выбора. Подумать над обстоятельствами вчерашней ситуации – про человека в шкурах, копье и кровь и попытаться вспомнить, что же произошло. Либо поразмыслить на тему своего политического будущего в Альтераке. С кем дружить, что делать, и как завоевывать людские сердца? И последнее – покумекать, как так вышло, что из грозного, мускулистого воя я превратился в тощего, бородатого, оборванного безумца? 

Я говорил вслух, обращаясь к самому себе и никому. 

– Прошло два месяца, а я будто одичал. – Я встал с табурета, подергал изорванный плащ, оглядел побитые, местами треснутые человеческие ребра, служащие мне нагрудным доспехом. – Я исхудал, стал тенью самого себя. Но я знаю, как это исправить… Здесь. Здесь настоящая сила. Здесь знания. – Я воткнул указательные пальцы обеих рук в виски и надавил. – Первый Замок я потерял из-за своей недальновидности. Я воевал, показывал силу, требуя уважения. И не вел разговоров. Считал это… слабостью. И ошибался. Я должен найти союзников. Доверие Фоленвудов я отчасти завоевал, другие же лорды… Я не знаю о них ничего. Ещё есть Гравиль… 

***

Я вернулся незаметно, застав его за рассуждениями вслух. Я был сзади, с тесаком в руке, готовый замахнуться. Он не шелохнулся и спросил уставшим голосом:

– Еда?

– Да, пришлось повозиться, но вышло славно. – Ответил я Пилипу, тесаком располовинив большой кусок оленины. Подал одну часть Кноглеру. Мы ели мясо руками, как и подобает горянам. 

Впервые за несколько дней мы поели что-то, кроме замороженной солонины и довольно вытянулись у костра с набитыми животами. 

– Так куда мы теперь, кровь Ирлика? Я дал тебе клятву верности. Я чтил эту клятву перед твоим дедом. Ты несешь его волю. Не забывай об этом. 

***

Я не успел ответить. Виски запульсировали от внезапного нападения мигрени. Затем я краем глаза увидел несколько фигур, приближающихся к лагерю. Все в красном. 

– Эй, вы, двое! – Араторский солдат подзывал нас. – Подойдите, пообщаемся. 

Моррин переглянулся со мной и медленно, слегка ослабив ремни на тесаке за спиной, поднялся на ноги. По его взгляду я понял, что он предоставляет мне право вести разговор как своему вождю. Я выпрямился следом, почти безоружный и не спеша подошел к мечнику. Их было трое – воин с клинком, его приятель с копьем и лучник. 

– Кто такие? Чего тут делаете? – Спросил мечник приглушенно из-под забрала. – Охотники небось? 

– Охотники. – Подтвердил я его легенду, показывая лук на плече и колчан со стрелами за спиной. Как вовремя и к месту. – Что-то случилось? 

Их старший вновь заговорил: 

– Случилось. У нас пропал один фуражир. Это, если ты только недавно с гор спустился, человек такой обученный… еду ищет, понимаешь?! Место для привала, обстановку исследует для передовых отрядов. По мелочи. Местные подсказали, что видели этого фуражира в компании некоего человека в шкурах. А под шкурами. Мол, че-то у него было. Броня какая-то странная. 

Следующую фразу я выцарапал в своей памяти. 

– У нас две точки. Укрытие проводника, значит, и говорят… еще на Перевале Шипастого Зверя их видели… Мы здесь осмотримся, понял? – Мечник глядел на меня, как на дерьмо, ощущая свое превосходство.

– Конечно. – Покорно согласился я и уточнил как бы между прочим. –  А на Перевале вы уже были? 

– Нет, ещё не были. – Офицер взмахнул кистью, отдавая молчаливый приказ, и двоица остальных красных разбрелась по лагерю. Они переворачивали наши пожитки вверх дном, крушили подворачивающиеся под ноги табуретки, топтали костер. 

Лучник заинтересовался куском оленины, что я не успел доесть. 

– О-о, мясцо. – Ублюдок откусил от моей добычи. 

– Угощайтесь. – Я произнес эти слова с холодной вежливостью, тщательно скрывая бушующий внутри ураган. Затем наклонился к Дюку и шепнул. – Займись тем, в шлеме…

Дюк понял с полуслова и развернулся к мечнику, готовясь действовать. 

– А мясо-то у вас говно. – Улыбнулся лучник с набитым ртом и швырнул еду мне под ноги. 

– Ничего, к нам пришло свежее мясо. – Я улыбнулся в ответ, толкнул красношкурого вперед, схватил его за волосы на затылке и погрузил его оскотинившуюся морду в кипящую на костре Морринову похлебку. 

Решение пришло само собой. Я убил бы и более благородного имперца, эти же – лишь сброд, обдирающий как липку слабых жителей Альтерака. Разбойники с гербами Аратора на груди. 

Стрелок задергался, завопил, забулькал и наконец обмяк в котелке. В это же время Дюк расправился с офицером в шлеме. Я не видел, как он это сделал, но был в этом уверен. 

– Что за черт?! – Заслышав шум, из другой части лагеря прибежал копейщик. – Т-ты… Ты… 

В тот момент парнишка был на волоске от того, чтобы бросить копье и убежать. Он впал в легкий ступор, с ужасом глазея на картину расправы над своим сослуживцем. Я решил его подтолкнуть. 

– Сдавайся, либо мы сварим тебя на обед. – Я наложил на тетиву стрелу и прицелился в красношкурого. Бросил мимолетный взгляд на того, что плавал в казане. – Этот будет на завтрак. 

Отвага идет в рука об руку с отчаянием. Человек либо ломается и бежит, спасая свою жизнь, либо идет до конца в безумной попытке противостоять против чего-то, что сильнее его сил. 

– Ты за это ответишь, урод! – Имперец рванул с места с копьем наголо. 

Я отпустил тетиву, но стрелять вблизи оказалось не так просто, как мне казалось. Стрела вонзилась в сочленение брони где-то на изгибе левой руки, но это не остановило копейщика. Его занесло на снегу, и я с легкостью увернулся от его колющего выпада. Лишь спустя мгновение я понял, что красношкурый сбил с моей головы череп деда Ирлика. 

В последние секунды своей жизни араторец узнал во мне участника Бернхольмского турнира. 

– Ты колдун! Ты безумец! – Вопил солдат истерически. 

– Может, я и безумец. – Я скользнул взглядом по отлетевшему в сторону черепу. – Но ты – мертвец. 

Разжал хватку на луке, выронив его в снег. Пошевелил пальцами, прохрустев каждый сустав. Упавший череп Ирлика Кноглера зашевелился в снегу, повинуясь воле своего внука, взмыл в воздух, раскрыл пасть и впился в глотку копейщику зубами. Мертвой хваткой. 

Дед перегрыз артерию на шее незадачливого солдата, забрав его жизнь даже из Чертогов Баулгарда, и вернулся в мою ладонь. Пока я надевал череп окровавленными зубами на свалявшиеся волосы, в моей голове прояснилось ещё одно воспоминание.

Тринадцать. Тринадцать. Тринадцать. Тринадцать человек моими усилиями уже без вести пропали. Тринадцать красношкурых. 

– Что теперь, кровь Ирлика? – От погружения в болезненные воспоминания меня оторвал шипящий говор Моррина. 

Я решил, что мы отправимся к Клорине Фоленвуд, и путь наш будет пролегать через Перевал Шипастого Зверя. Единственная зацепка, дарованная красношкурыми. Там я утратил воспоминания. Утратил Костеглод. Как иронично, что меч из рога легендарного зверя вернулся туда, откуда и появился. 

Мы похоронили тела имперцев в сугробе, оставив заметать алые следы матушке-зиме. Буря не утихала. Мы прорывались через сугробы,   шли тайными тропами, пока не вышли к долгожданной развилке на Перевал Шипастого Зверя. С тех самых пор, как зверь был побежден, здесь не обитает никого, кроме горных птицеедов – редкой разновидности соколов, которые питаются птицами поменьше. Трофеи с этих пернатых высоко ценятся. 

Наконец, нам удалось взобраться на вершину, где некогда обитал наводящий ужас на местные края зверь. Мрачное высокогорье, где дышать было особенно тяжело. Здесь всё и закончится. 

***

– Нам пора, кровь Ирлика. – Проскрипел как несмазанная дверь старый воин. – Это должно быть где-то здесь. 

– Прошло уже столько зим… – Я потряс головой, отгоняя от себя воспоминания о днях минувшей славы. Об охоте на Шипастого Зверя во время Войны Клыка. – Три или четыре7 Всегда забываю…

Мой сапог врезался во что-то твердое. Припорошенный снегом труп. Мужчина был не тронут падальщиками, поскольку птицееды охотятся на них и, сами того не зная, надежно хранят тела погибших. Я присмотрелся – покойник был в богатых алых шелках имперского пошива. На бедре лежала сумка, в ней – различные карты, схемы местности и письма. 

– Потом изучим. – Не оборачиваясь, я подбросил сумку старику, но услышал лишь хруст снега. Не словил? Теряет хватку. 

Я наклонился к огромной рваной ране на животе красношкурого. Вне всяких сомнений, такой след из всех знакомых мне мечей мог оставить лишь один… 

Виски выстрелили болью, в глазах потемнело. Костеглод. Я сглотнул застрявший в горле ком. Мне не хотелось идти вперед. Я боялся чего-то, чего ещё не понимал. Но мне не впервой бороть вцепившийся в грудки страх. 

– Ты уверен, что впереди нет засады? – Дюк Моррин словно читал мои сокровенные мысли. – Может вернемся? 

Одной своей частью я был с ним согласен, но другой… Я недоуменно вскинул бровь, глядя на змееглазого рубаку: 

– Ты никогда не трусил, Моррин. В чем дело сейчас? – Я нацелил на него угрожающий, немигающий взгляд. – И отвечай честно. 

– Есть вещи, кровь Ирлика, о которых лучше никогда не знать. И оставить все как есть. Что посеешь – то и пожнешь, слышал о таком? В последний раз призываю тебя забыть о своей затее. Мы найдем тебе новое оружие. Но если ты пойдешь вперед, я последую за тобой и поддержу тебя. Решать тебе. 

Дюк Моррин отвернулся, вглядываясь в снежную тьму. Она тянула к нему свои когти. К нам.

– Нет, мы пойдем вперед. – Твердо решил я не отступать от столь близкой цели, затем снизил голос до угрожающего полушепота, продолжая: – А тебе впредь лучше перестать утаивать от меня то, что ты знаешь. Это сродни вранью. А я не люблю лжецов. 

– Я знаю столько, сколько и ты. – Беззаботно, с честным лицом ответил Дюк, направив стопы вперед. К концу.

***

Скитания по зловещему ущелью, истоптанному странными следами от чьих-то ботинок, привели меня к ещё одному бедолаге, нашедшему свой вечный покой у толстого корня векового дерева. Незнакомец, облаченный в дорогие и редкие шкуры, кого-то мне напоминал. Только один человек во всем Альтераке носил подобные кричащие наряды.

Из трупа мужчины торчал Костеглод, прибивший жертву к земле. Я молча подошел к телу и дотронулся к до боли знакомой рукояти вытесанного мною из рога легендарного Шипастого Зверя меча. 

Я вздрогнул, будто ощутив на коже капли кипящего масла. Сотни спутанных воспоминаний начали складываться в единую картину, заставив меня издать вопль, полный ужаса и отчаяния. Изголодавшаяся по крови рукоять Костеглода впилась в мою ладонь. Я не мог разжать пальцы. Это моя боль. Моя ноша. Мое проклятие. И моя… Правда. А правда заключается в том… 

– Всё это время один мальчик, с самого рождения бредящий в своей злобе и непонимании окружающих, нуждался в помощи. – Морщинистая кожа Дюка Моррина отслаивалась от лица. – Всё это время один юноша, без семьи и морали, лишенный чести и достоинства, памяти и наследия, сталкивался с осуждением. 

У Б И Й Ц А!                     И З У В Е Р!                            Б Е З У М Е Ц!

– Как отыскать путь к истине? – Змеиный глаз Моррина вытек из глазницы, уступив место алому зрачку. – Как убить в себе мальчика, взрастив мужчину? – Кожа сползла с его лысой макушки, высвобождая свалявшиеся, некогда светлые волосы. – Как заглушить голос предка, который даже после своей смерти решал за тебя, как жить? 

Только… Только… Выдумав себе друга. 

Мрак рассеивался. То, что звалось Дюком Моррином, стянуло с себя змеиную кожу. Сбросило чешую, шипя, крича. Я не мог убрать ладони с рукояти меча, не мог сдвинуться с места. Лишь вертеть головой. И когда я обернулся, перед собой я увидел… Себя же. 

***

Внезапно нахлынувшие воспоминания ударили по голове не хуже кувалды. Я с самого начала был один. Я один повстречал Лейфа, вождя Соколиных Перьев. Я один пришел к той старой башне, отыскал колдуна и узнал ответы на свои вопросы. Я один искал драконий резец. 

Но нет ничего печальнее, чем быть одному. А потому я выдумал себе тень. Призрак какого-то древнего воина, что поклялся мне в верности и следовал за мной. Все деяния, совершенные за эти несколько месяцев… Шпионаж, заказные убийства, похищения имперцев – вся эта кровь на моих руках. 

Голову разрывало от боли. Передо мной замерцало видение драконьих костей, возле которых я провел много времени. Слишком много. Я осознал. Я… уже поражен хворью того, кто покоится под толщей снега и сгинул в истории. Я одержим его духом и слышу его мысли. И он помогал мне. Всё это время, подозревая Дюка Моррина в безумии, я сам был безумен. И сейчас я ничего не мог сказать, кроме как издать змеиное шипение. 

***

– Что же случилось? – Издевательски разбрасывал вопросы в воздух Пилип Кноглер, глядя на убитого Лейфа. – Что же случилось? Я скажу, что случилось… Ты не забыл о том, как Лейф подставил тебя, сдав твой секрет о драконьем резце и твоих поисках Шико.

Я слушал свой второй голос, каждое слово которого оставляло на душе страшную рану, не в силах возразить или убежать. 

– И ты, хмурый и изможденный, худой и безумный, захотел мести. – Продолжал Пилип, злорадно ухмыляясь. – Ты нашел Лейфа, который назвал сына в ТВОЮ честь. Ты предложил ему отправиться на Перевал Шипастого Зверя, найти птицеедов, добыть их трофеи и отпраздновать это за медовухой. И Лейф, уважающий тебя, помнящий о твоей помощи в борьбе с йети и его предателем-братом, пошел за тобой. 

Я зажмурил глаза, пытаясь отвадить от себя… Себя же. Но голос резал, продолжал пытать меня. Правдой. 

– Вы наткнулись на заблудившегося фуражира, с которым ты разобрался без проблем. А затем вы… Пришли сюда. 

Коренья векового дерева пробивались сквозь толстый слой промерзшей земли и выпавшего снега, сильные в своей вечности. 

– Ты уверен, парень, что мы здесь найдем твою дичь? – Лейф огляделся по сторонам, понимая, что зашел в тупик. – Никого не вижу. 

– Мы уже нашли её. – Я улыбнулся, вонзив Костеглод в его грудь. 

Альтеракский Волк широко раскрыл глаза, даже не успев встретиться со мной взглядом. Я разделался с ним, как шакал, напав со спины. У него остался маленький сын, которого зовут Пилип. Осознав, что я натворил в приступе безумия, я бросил Костеглод здесь. И бежал прочь. Скитался по бескрайнему зимнему лесу. Лишь к ночи я воротился в своё убежище – оставленную стоянку охотников. Меня мучали кошмары. К утру я проснулся, продрогший и изможденный, отправившись за теплошкурым оленем с трофейным луком в руках. 

***

Мой собственный образ, мой голос, обращавшийся ко мне, заговорил вновь, и с каждым словом его тон менялся, искажаясь до неестественно низкого, по-змеиному шипящего: 

– И как ты только разделался в таком состоянии с тремя имперцами? Уму непостижимо. – Ехидные ноты исчезли из драконовой речи, сменившись заискивающими. – И если ты, дитя, захочешь могущества – сомкни круг. Добудь резец. Забирай мои кости. И вместе мы будем П Р А В И Т Ь. Нести З Л О. 

Мне открылась вся правда. Я посмотрел на свою жизнь и деяния за последние несколько месяцев с другой стороны. Я был лишь безумцем, которого никто не понимал. Драконий дух воспользовался моим положением, измучив меня видениями и мороком лже-соратника, что якобы сопровождал меня. 

Дышать было тяжело, но я ощущал, как руки наливаются силой. Как зашевелился язык в пересохшем рту. Наконец, я выпустил Костеглод из ладони и упал в снег, схватившись за голову. Меня бросило в дрожь. 

– Ну что же ты, дитя. – Змееглазый Я подошел ближе, взявшись руками за меч, после чего развернул его рукоятью и вложил оружие в мои ладони. Сам же мираж, тем временем, животом уперся в острие клинка. – Не время отступать. Это твоя судьба. 

– Нет! – Возразил я хрипло, обливаясь холодным потом. 

Не должен давать ему то, чего он хочет. Драконово проклятие однажды свело меня с ума и заставило убить соратника моими же руками. Должен… Сражаться. 

– Почему? – Рассмеялся дух. – Ты опьянен алчностью, желанием показать себя, местью…

Я вырвал Костеглод из рук самого себя и направил острием к своему чреву. 

– Ты хочешь этого, Игерон? – Я дерзко обратился к дракону по имени. К тому, кто сводит меня с ума. 

УБЕЙ СЕБЯ! УБЕЙ СЕБЯ! УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ И ПОКАЖИ СВОЮ СЛАБОСТЬ! УБЕЙ И ПОКАЖИ СВОИМ ПРЕДКАМ, КАК ЗАКОНЧИЛ СВОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ИХ РОДА! 

Затаил дыхание и зажмурился, вонзая Костеглод в живот. Кровь оросила снег. Птицееды наблюдали за мрачной сценой самоубийства с высокогорья. Игерон, дух злобы, чье естество не было утрачено даже спустя десятилетия, сломил бедного Пилипа Кноглера. Открыл ему глаза на суть вещей, на жестокую правду, показав, насколько уявзимым и одиноким является этот несчастный человек – Я. Все голоса затихли. Мираж рассеялся. Холод вцепился в меня цепкими зубами. Тогда мне открылась последняя на сегодня тайна. На самом деле… 

… Больше всего Костеглод желал моей крови.

Powered by Froala Editor