Ренальд
Грядёт время перемен
Высокий, поджарый парень, с сухой мускулатурой и широким разворотом плеч. Кожа смуглая, высокие скулы и челюсть, широкий выдающийся нос, поджатые недовольно губы, вечно сощуренные серые глаза в обрамлении черных, слишком пушистых для парня ресниц. Тело испещрено тонкими линиями шрамов, по которым довольно сложно угадать: где его тонким сучком по лицу ударило, а где колюще-режущем пытались нанести раны, не совместимые с жизнью. На спине шрамы чуть более характерные. Грубые, длинные, прямо-таки кричащие о том, что их хозяин в своё время имел излишне тесное знакомство с плетью, почти стесавшей клеймо, выжженное на затылке у самой линии волос. Локоны чёрные, непослушные, которые обычно коротко обрезает, и подбривает виски, чтобы не мешали в жару. На чёлке присутствует несвойственная человеку его возраста седина.
Powered by Froala Editor
Тьма заковывает его кожу подобно приторной патоке, погружаясь в лоскутную канву разума. В смоляной темноте столь же бесконечно пусто, сколь и тесно, она сковывает дыхание, обращает его сердце в камень, и выдох, что мужчина не может сделать, ранит, разрывая лёгкие. Он чувствует привкус крови во рту и понимает, что его свет невинности испорчен. Изумрудные колдовские огни ежесекундно кружат пред его глазами во мраке, воют голосами безутешных жен и матерей, хватают его за конечности и одежду. Тогда он пробуждается, словно облитый морской водой из бочки, кричит в пустоту и хватает губами воздух. Мороз стискивает ребра своей ледяной хваткой, напоминая об участи тех, кого уже не вернуть, и он судорожно вспоминает позабытые среди мучительных воспоминаний имена. Но отзвук, срываясь с его уст неслышимым шепотом, не может пробить гранит внутри груди.
И от этого — ему странно. Иных слов под черепной костью не формируется. От ощущения твердой почвы под ногами, которая вымощена гобеленом из мёртвых тел, предательств и ужасных деяний. Странно — от взглядов, которые на него бросают люди, когда-то его знавшие. Остаётся лишь одиночество, осознание некой пустоты, гнев и отчаяние, а ещё — раскаяние, переплетённое с внутренними демонами. Фрагменты его человечности бьются в агонии, потому что негодяй появился не в водовороте трагических событий или личных потрясений, а в невозможности смириться с тем, что рождён лишь для того, чтобы породить нескольких магически одарённых потомков, послужив величию фамилии, которая через одну или две сотни лет обнищает, вольётся в другую или совершит какую-нибудь ошибку, в конечном счёте — канув в забвение. Ненависть к памяти о предках снедает его, ибо он понимает — за каждым громким титулом стояли мужчины и женщины, которые уже прошли этой дорогой и проиграли.
Ученик Башни Магов, маг Кирин-Тора, чернокнижник. Он был каждым из них, как и чем-то большим. Он просчитал благородную тропу. Просчитал тропу преступлений. Изучил все возможные способы прожить отведённые ему годы, и любой из них, так или иначе, заканчивался одним — смертью. Она уравнивала и короля, и нищего. И лишь невольная тропа плена помогла ему прийти к долгожданному выводу — пути колдовства. Отступники не предоставляли ему готовых ответов, но с них было удобно начать их искать. Он балансировал над пропастью — жизни и смерти — но поставив себе цель, всегда поступал крайне холодно и не смел отвлекаться.
В конечном итоге, он никогда не считал себя чудовищем. Он осознанно принимал бремя своего выбора, соглашаясь с тем, что его нежелание размениваться на моральные ценности могло показаться опасным. Но он больше не проводил искренних бесед с низменными умами. Постепенно его изыскания в тёмных чарах становились всё значительнее, ответы вели к новым вопросам и для него не было ни единой причины останавливаться на избранном пути.
Powered by Froala Editor
Powered by Froala Editor
Комментировать
ВОЙДИТЕ НА САЙТ, чтобы оставлять комментарии.