Аннабет Тенар

Портрет

Она уже давно не носит вышитых нежной шелковой тканью платьев - их навсегда заменил невзрачный балахон, неуклюже укрывший её хрупкое тело. Она столько лет не баловала свое уже совсем не детское лицо косметикой - большие глаза изумрудного цвета привычно подкрашены синяками, а на пухлых губах который год сияют кровоподтеки. Она не заплетает косу, создавая на голове не просто прическу, но произведение искусства - прямые длинные волосы цвета вороньего крыла блёкло свисают до груди. Её бледная бархатная кожа огрубела, обзавелась шрамами и ожогами. Эта девушка когда-то была очень красивой - сейчас её с трудом можно назвать миловидной. Она отвыкла от внимания людей и стала тенью собственной юности, незаметным шепотом в гудящей толпе, угасающим угольком вдали от разгоревшегося кострища. Заметив её среди сотни других пробегающих мимо людей, вы описали бы её как невзрачную девчушку, не обделенную природной красотой, но настолько же мрачную и отталкивающую , что вряд ли решили бы познакомиться с ней.

Она падка на украшения. Нет, не на такие, какие привычно видеть на знатных особах; речь идет о более утонченных вкусах. Драгоценности она привычно старается обменять на звонкую монету или еду, а такие, которые не купит ни один торговец - оставляет себе. Её левую руку украшают слегка поржавевшие серебряные и медные перстни, а на шее - поближе к сердцу – по-прежнему красуется колье с треснувшим топазом, настолько маленьким, что рассмотреть его можно лишь поднеся прямо к лицу.

"У неё всё плохо. Стоит на неё взглянуть - и это сразу ясно. Больная, а, может, вообще ведьма - как пить дать."

Она бросит в огонь всё, лишь чтобы выжить и жить. Препятствия добавят ей физических и душевных уродств, но она будет идти дальше. Время, проведенное на улицах, сделало её беспринципной и хладнокровной. Она стала идеальным волком-одиночкой, способным выбраться практически из любой передряги.
Она замкнута. С ней трудно общаться, ещё труднее заставить её довериться кому-то. Было время, когда она была дружелюбна к окружающим, и какая-то частичка, как повелось, ещё осталась в глубине её души - в тёмной, закрытой на тринадцать замков комнатке, усеянной мягкими игрушками, осколками разбитого детства и старыми вещами Отца.
Она умна. Отсутствие привязанностей и желание во что бы то ни стало реализовать свои цели позволяет ей вести поразительно точный расчёт, до мелочей обдумывая каждое действие и его возможные последствия. Конечно, дара предвидения у неё нет, и, порой, ошибки имеют место быть, но объективная оценка ситуации не раз выручала и ещё выручит её.
Она скрытна. Даже с теми, кто ей близок, она не стремится делиться своими мыслями; малознакомые люди не услышат даже её голоса, если это не потребуется. Все её действия отточены и аккуратны - особенно те, которые не предназначены для глаз общественности. В целях обеспечения безопасности она даже принесла в жертву собственное имя, заменив его пустым звуком.

Она смотрит в украденное из каморки брадобрея зеркало и потирает пальцами висок. На её лице нет раскаяния, так же как и в её душе. Её глаза - совсем ещё девичьи - смотрят на мир с зажатой болью и ненавистью. Она молчала, когда хотелось кричать, и терпела, когда нужно было рыдать. Она достает из прогнившего ящика старого комода кусок стекла и уверенным взмахом рассекает им кожу на внутренней стороне ладони. Кровь стекает по руке вниз, оставляя на полу багровые следы. И пусть внешне она осталась затухшим угольком, в душе её танцуют языки погребального костра, достающие до самого неба.