Донтэ
Я прежде ненавидел и любил, теперь умею только издеваться.
Глава первая. "Но грубую дешевую работу обильно искупает позолота."
Тусклое небо Гилнеаса озаряло металлические туманы этого злачного города. Каменные плитки, составляющие своим хитроумным плетением причудливую мозайку из промшелого булыжника, мокрого кремня и грязи. Свинцовые, тёмные капли текли вниз с острых и неприятных, чужих крыш домов прямо на продрогшее лицо и отсыревший льняной плащ. Пахло смрадом, стойким ароматом Гилнеасского виски, настоянного на дубовых щепках, политическими интригами и нечистой совестью. Из таверны доносились громкие и радостные звуки, сопровождаемые ударами бокалов о прозрачные стенки друг-друга.
В таверне что-то увлечённо праздновала группа людей с длинными рапирами, гарда каждой из которых вилась вокруг рукояти и лезвия, как не каждая змея и довольно простыми, посеребрёнными пистонами.
— За успешное дело! — звон бокалов перекрывал хохот людей.
— Как-никак, наш Лин точно сможет насадить недруга на шпагу, в случае чего, да и не просто так. а ради чести леди Маньяра младшей!— проговорил мужчина с тёмной кожей, похожей на разбавленный шоколадный напиток.
— Кроме того,не стоит забывать, сэр Дарет, за честь леди Маньяра старшей и вы сэра Лина чуть на встречу с его недругами не отправили, — поправил мужчина, сидевший напротив смуглокожего.
— Кончайте уже мою дочь и жену обсуждать, у самих вон, в штанах рапиры не хуже тех, что в ножнах, а даму сердца всё найти не могут. — отозвался мужчина с интересного вида бородкой и, вероятно, самой витиеватой шпагой из всех собравшихся. Шляпу его украшало павлинье перо с оранжевым отливом.
— Не серчайте, достопочтенный дон Маньяра, так говорим мы исключительно в знак уважения вашему древнему роду! — хохотнул смуглокожий, отпивая вина из бокала, — выпейте лучше с нами за наше успешное грядущее дело!
— Разумный человек обычно пьет, что в нашей жизни лучше опьяненья? Всечасно упивается народ любовью, славой, золотом и ленью. Без опьяненья жизни сладкий плод казался б просто кислым, без сомненья. — проговорил тот, залпом осушив бокал, — что же, достопочтенные серы, в столь поздний час, — отодвинул стул, пошатываясь, затем поправил шпагу, — я вынужден сию минуту же оставить вас.
— О сер Донтэ́, вы хуже младой девы, что напевая соборные напевы, уж раззадоривши рапиру у парнишки, бежит стирать немытое бельишко.
Однако, достопочтенного Донтэ́ уже не было в сие чудном заведении. Он размеренно возвращался в своё поместье, доставшееся ему от деда, ровно как и его фамильная рапира, висевшая на стене в опочивальне леди Маньяра младшей. Он петлял от одного серого закоулка к другому, в попытках отыскать знакомую деревянную калитку, оплетённую терновыми лабиринтами кустов. Наконец, он прибыл домой, открывая старые, покрытые временем, золой и ржавчиной, стальные ворота калитки. И пожалуй в этот момент его действительно можно было назвать счастливым. Ещё бы, собственный особняк, любимая семья и гора серебра, которой должно было скоро хлынуть в руки.
"Наш век есть век прекрасных разговоров,
Убийства тела и спасенья душ."
Powered by Froala Editor
Глава вторая. "Полунагие, нежные, лиричные..."
Дома стоял запах запеченого в горшке мяса, а также лавандовым маслом и жасмином.
— Леди Маньяра, ваш супруг прибыл, — произнёс Лин, заходя в детскую комнату, предварительно, разумеется, разувшись, скинув камзол и шпагу.
Жена его, как раз убаюкивала их маленькую дочурку. Донтэ́ не стал медлить и опустился в большое ложе в этой самой комнате.
— О Свет, чем заслужил такую радость находиться рядом аж с двумя моими любимыми женщинами в одной постели, — с широкой улыбкой и закрытыми глазами буквально поэтично прочёл тот. В ответ он сразу получил сладкий поцелуй в губы, а также лёгкие постукивания детских ладоней по груди его. Он чувствовал, как серо-голубые глаза двух блондинок смотрели на сонного отца семейства, но вино и приятная домашняя атмосфера убаюкивала.
Ранним утром Лин был уже на месте, карауля за углом, пока его напарник тихо посапывал. Условием же получения круглой суммы от дома Телванни было задание: сделать так, чтобы караван дома Ремедио, проезжающий по этой улице, пропал именно на этой улице. Силами этой четвёрки, караван был остановлен и загнан в уже заготовленный под него амбар. Удивительным образом, никто не пострадал, хотя заказчик всё же хотел оставить конкуренту кровавое напоминание о том, кто заведует этим районом, однако Лин, довольно ловким движением шпаги, изящно разоружал соперников, давая им возможность сдаться. Дому Телванни это не понравилось и он решил оплатить лишь половину оговоренной суммы. Лин, как глава четвёрки, был разъярён и потребовал всю сумму. В ходе дискуссии он как-то задел честь наследника дома, кажется, что-то сказав про его матерь. Они не получили денег вовсе и были спроважены. С горя, они пошли кутить.
—Круто ты его... ик! — с пьяну произнёс смуглокожий сэр Дэрэт, — Только вот про каждого второго... Зря... Каждый пятый звучит хоть сколько-то правдоподобнее.
— Это, достопочтенный сер Дэрет, было сказано, как выражаются в Восточном Лордероне, для "красного словца". — произнёс сэр Тоссиан.
— А вы у нас, сэр Тоссиан, в мужеложцы подались, коль Лордерон вспомнили? — возмутился сэр Парольян, — Мы же гордые Гилнеасские львы! И не позволим нам плевать в рожу всяким "Телванни"?
— Верно подмечено, сэр... — не успел он договорить, как раздался крик в подворотне и запах горящего терна.
Вмиг Лин вернул трезвость разума, когда увидел горящий дом. Его дом. Он, минуя толпу собравшихся, ринулся в пекло, в попытках спасти двух своих любимых женщин. Но, когда распахнулась дверь, он пришёл в ужас. Обе они лежали на полу, мать прижимала к своей груди дочку... Они обе были насквозь проткнуты фамильной рапирой, что висела на стене детской. На столе же лежал, обмакнутый уголком в кровь, конверт с печатью дома Телванни и мешочком серебряных монет на нём же. Лин всё понял. Однако, в это время, горящие обломки дома преградили выход обратно, оставив лишь балкон.
Один прыжок и Лин оказался в небольшом пруде, находящимся на заднем дворе. Что чувствовал он в этот момент - не ясно, но сердце его осыпалось горячей золой. Пришёл в сознание он на улице, в окружении людей. Над ним стоял дон Телванни в окружении своих подопечных.
— Как отрадно, что вы очнулись, дон Маньяра. — произнёс он под гул толпы. — достопочтенные серы, помогите дону встать!
Как только Лин оказался в вертикальном положении, он спиной побрёл к краю речной Гилнеасской мостовой, вставая на край. Телванни со слугами побрёл за ним следом, в окружении приспешников и толпы.
— Что вы делаете, дон Маньяра, вы не в себе? — громко спросил он.
Лин же стоял в это время у самого края зубьев стены.
— Из всей породы сукиных детей, Телванни шавки всех лютей, — произнёс он, покачиваясь и буквально трясясь на краю. Резко он буквально выбрасывает руку, что была за спиной, вперёд. В длани виднелся небольшой пистоль, который он стащил у поднимающих его солдат.
— Дон Маньяра, вы не в себе! Я понимаю, что вам горько, но имейте рассудо.. — прозвучал выстрел. Кроваво-красная кашица забрызгала прохожих из того, что раньше служило дону Телванни черепом.
— Это тебе за мою жену и дочь, come mierda... — и будто бы теряя сознание, упал вниз со стены речной.
"Любая смерть была теперь прекрасной;
Отчаяньем, как счастьем, окрылён,
От страшных ран мгновенно б умер он."
Powered by Froala Editor
Глава третья. "Но преследование не есть опровержение и даже не победа."
Лин очнулся в неясном, для себя, месте, в неясное, для себя, время. Это была какая-то хижина со старыми, отсыревшими досками, меж прорешин в которых виднелся тусклый отблеск луны. К душевным страданиям дона Маньяра добавились и физические - резкая, давящая боль в области груди, чуть великоватый комзол, затянутый на груди, привкус шалфея на губах и гудящая голова.
Помещение пахло сырым туманом Гилнеаса, сосновой смолой, а также несколькими десятками различных трав, значения которых Донтэ́ просто-напросто не знал. Из его уст донёсся громкий, как он думал, вопрос:
— Где я, maldito sea... — тихо выругался он, не по своей воле, скорее ввиду состояния такого. Вспомнив всё, что было до этого, на Лина нахлынула ярость и он опрокинул бутылки с вином и свечи, стоящие на грубой тумбе.
Красная жидкость в тёмном бутыле залила поверхность стола. Тут, его взор пал на послание, обагрённое в вине и написанное явно женским почерком...
". . . Донте,
если ты читаешь это сообщение, то, вероятнее всего меня нет рядом. Я вкурсе о том, что стало с вашим домом, моей сестрой и племянницей. Я поняла, что это сделал не ты, потому что друзей своих, находясь в таком состоянии в лачуге лесной, перерезать ты не мог. В городе можешь не искать спасения, тебя ищут и стражники и новый глава дома Телванни и бесчисленная орда наёмников. С помощью твоих товарищей, да упокой Свет их грешные души, удалось достать немного денег и твою шпагу. Ради Алеты, ради Пии, прошу тебя, не суйся в город больше никогда. Надеюсь, не доведётся видеть тебя на плахе.
Присцилла А."
Глава четвёртая (период отыгрыша (спустя семь лет после событий, описанных ранее)). "Все люди лгут, и лгут без всякой цели."
Юнионисты Гилнеаса - вот следующая остановка нашего героя. По началу они действительно преследовали благие цели, служащие благу Гилнеаса и людям этого королевства. Они очищали земли от рейдерского произвола, помогали простым людям, в частности, шахтёрам с очисткой их места работы... Но в какой-то момент призма сбилась и Лин начал видеть происходящее под другим углом. Или же он с самого начала был слеп, или постепенно идеалы Гилнеаса начали смещаться в сторону личных желаний беловолосого лидера Юнионистов. Так или иначе, последней каплей для него стало убийство эльфийки по приказу Латриана. После того, Маньяра высказал всё, что думает о эгоцентричном лидере, после чего покинув ряды Юнионистов.
Но как говорится "Cherchez la femme", а значит и в этот раз на бремя нелёгкого мужского бытия ступила аккуратная женская ножка... Ах, любите ли вы женщин так, как люблю их я? Сколь велико могущество их нежных ручек над нашими чёрствыми сердцами? Так и Донтэ, пусть и не был раздавлен ухажерским каблуком поклонничества, но случилось, что полюбил девушку. И звали эту девушку Мелиссандра. Немногие могли её видеть, а ещё более немногие знать, кто она вообще такая.
Почему, чем она привлекла, казалось бы пресытившегося мужчину? "Человеку свойственно искать родственные души" — мой ответ. Он увидел в ней нечто большее, нежели просто прекрасную девушку и отличного собеседника. Лин узрел в ней буквально себя в самые тяжёлые времена. Тогда же он поклялся, что не позволит своим тёплым чувствам как-то обременять и без того нелёгкую жизнь девушки ( всё-таки её беременную бросил жених ), до момента, пока путь её трудностей не окончится.
Но как всегда, шельма-судьба готовит растяжку за соседним деревом и капкан через три шага. После разговора о том, что ей надо кое с кем поговорить, она исчезла. Он принялся её искать, спустя определённое время обнаружил, что её заточили в крепость, непосредственно, о чудо, недомуж-Латриан. После того, он ринулся в бой вызволять её, где и погиб.
Люблю я женщин и всегда любил
И до сих пор об этом не жалею.
Один тиран когда-то говорил:
"Имей весь мир одну большую шею,
Я с маху б эту шею разрубил!"
Моя мечта же более наивна и проста:
"Поцеловать весь женский род в одни уста!"
Powered by Froala Editor
ВОЙДИТЕ НА САЙТ, чтобы оставлять комментарии.
Комментарии пользователей
Хорошее оформление и история, мне нравится)
Чарлист обновлён, отыгрыш завершён.