Веселье в этой дурной компании меня отягощает. Это не просто ублюдки, которые ради корки хлеба готовы задушить ребёнка, а поехавшие утырки. Я скатываюсь в бездну, а мой рассудок вместе со мной. Мы начали кочевать, почти не выбирались из леса, консервируясь в естественной среде. Дед по прежнему готовит свои шикарные блюда из разного смрадного шлака, Порох как обычно пропадает в лесу и почти не появляется в лагере, а Зверобой и Гейб вообще не делают ничего. Кажется, на суше два недоумка чувствуют себя чересчур тупо. Надеюсь, что они хотя-бы в море нам помогут, если нам вообще подвернётся удача устроиться на какой-то корабль.

Тучки сгущались, народ подыхал от какой-то болезни. Нас это не касалось, мы шиковали: поедали украденную солонину и сухари, запивая ворованным ромом. Жадность к хрючеву когда-то меня накажет, но это будет явно не скоро. Угробить каждый из нас себя ещё успеет, нужен лишь момент. Я уже предполагаю, как умрут самые мерзкие утырки из моей компании. Кажется, Порох подохнет в горящем трюме, гоблины умрут от голода, а "Деревяшка" пойдёт ко дну.

Хворь начала наращивать свою силу, судя по тому, что в том речном городишке, в котором я периодически грабил крестьян, появились клоуны в латах, именуемые себя паладинами. Туда и раньше заходило немного ряженых рыцарей, однако тогда, когда появилась хворь, туда, стекались паладины со всей округи. Меня печалило два факта:
Первый - это то, что в речном городе теперь появилась хворь, которой я могу заразиться.
Второй - это то, что в городке новые порядки и законы теперь ставили фанатики Света.

По правде говоря, я был готов уехать куда-то подальше от болезни, бросив свою поехавшую команду, однако что-то всё-таки сказало мне действовать обратным способом. Я подошёл к Пороху и начал говорить ему, что нам надобно отступать ближе к месту, куда хворь не сможет подступить. Этот недоумок не сказал ничего лучше, кроме как пойти в другой город Восточного Лордерона, при этом сказав какую-то мутную проповедь. Меня тошнило даже не от самой проповеди, а от того, какой человек её читал. Это было странно, однако любое времяпровождение в этой компании было странным, посему я и привыкал к таким вещам.

Наша "гордая" команда рвалась к возможности миновать опасную болезнь, однако я постоянно говорил, что план дерьмо. По пути мы даже встретили какую-то разбитую телегу, полную зерном и солониной. Зерно мы по первой возможности продали, а солонину оставили до лучших времён, которые, кажется мне, никогда не наступят.

Дело происходило в Авалоне. Помню, как мы сидели в таверне и пили свой ром, потому что на ром трактирный у нас денег не было, да и, как гласит пиратская мудрость, сворованное пойло всегда слаще купленного. Намешал я себе улётного грога, выпил и проснулся только под утро, на какой-то гнилой посудине.

Как сказал Калека, я настолько напился, что позабыл о том, как мы все подписали контракт о найме на торговый куттер к какому-то недоумку гоблину. Судя по тому, что я услышал из уст гоблина капитана, мы плывём в Кезан. Только дело в том, что на гоблинский остров у нас желания плыть не было. Команда гоблина была маленькой, ибо когда мы к нему устроились, мы почти полностью своими тушками заполонили его посудину. Причём настолько, что нам даже не хватило мест в крохотной каюте гнилого куттера.

Нам пришлось спать на носу корабля, на влажной от работ матросов палубе. Не мудрено, что таким образом мы подхватим какую-то болезнь. Надо было что-то делать.