Он как обычно пил. Пил до страшного состояния. В последнее время это было всё чаще. Обросший с растрепанными волосами, в рубашке не первой свежести и со злой, даже страшной гримасой на лице. Увидев Чертовку, он кивнул и снова приложился к бутылке. Она понимала, что он никак не может простить себе потерю. Он погибал, не умирая вот уже несколько месяцев, после “кровавой” резни на Берегу Свободы.

          Нужно признать, что она боялась его таким. Однажды, после нескольких бутылок рома, он выпустил в нее арбалетный болт, конечно специально не целясь, пропустив тот в опасной близости от ее плеча, но она запомнила и теперь, находясь рядом, всегда была чуть настороженной. Его можно было понять, но дальше так продолжаться не могло. Нужно было что-то делать. Устраивая пьяные драки, убивая очередного предателя или казня нарушителей кодекса, он напрочь забывал о собственных ранах и заставить его вылечить себя было подчас невыполнимой задачей. Ему было плевать на себя, он словно больше не видел для себя цели в жизни. Лишь когда он отрубался, перебрав в очередной раз с выпивкой, доку удавалось осмотреть раны и подлатать “Мученика”. 

          Дверь в его каюту была распахнута настежь, когда она спустилась на нижнюю палубу. На столе, за которым он сидел было по меньшей мере пять пустых бутылок, еще несколько валялись на полу. Чертовка поджала губы и встала рядом. Она смотрела на его плечо, рубашка на том прилипла и засохла, пропитанная уже бурой кровью. Неожиданно сзади раздался голос одного из головорезов. 

•  - Мечник, к тебе гости.

          Он медленно и пьяно кивнул “висельнику”, а после пощелкал пальцами и указал Чертовке на двери каюты, давая той понять, чтобы спряталась и не показывала своего присутствия.

          Стоя за дверью она слышала весь разговор с пришедшим, а после и с курьером, что пришел выдать новые контракты. Дел было много, а он, казалось бы потерял к ним всякий интерес вместе с тем, как не стало “Алой”.