строй своё королевство
властью, данной тебе тобой,
жалости в нем нет места —
руби головы бензопилой;

кушай вилочкой для улиток
мысли чужие через чужие уши,
расти здесь сосняк из придирок,
кривые рты затыкая плюшем;

сживай к чертям тебе неугодных,
сжигай их в их же низких стыдах,
вяжи по рукам пока что свободных —
негоже им выть в цветущих садах;

под своей короной священной
собирай таких же великих как ты,
жди момента ударить крещендо,
пока истошно не крикнут: «Уйди!»

тогда гори сама, до конца не сгорая,
сажей осядь на наши руки и плечи,
в огне тай как тает любая святая —
без любви и без вече.

—

небо раскрашено графами
иудейского адама кадмана
белыми строфами всех
одиннацдцати Христов
всё масло горючее,
чьё-то глупое множество слов.

вырваться и взлететь бы
вереницей страниц
слов стилетами
но все уже спят,
ведь ночи даны нам
для этого.

а ты лей ещё прозрачного
жидкого золота в наш
мангал, закаляй в нём
своё серебро скобяное
мы построим с тобой
особняк,
громаднейшей дом,
со стеною.

ведь, в самом деле,
нам здесь не место
ты прекрасно же знаешь!
тут всякому тесно
ведь пространство
прогоркло
как прошлогодний
журанльный тестер
никому
ни вдохнуть,
ни выдохнуть,
ни просохнуть.

—

я оставался чтобы слушать твой голос
ведь всё остальное твоё давно уже стёрлось

я оставался в общем-то за мечтой и теплом
мы выпили что-то, что кончилось пьяным сном

я оставлся и на ночь, и на день, и всюду между
но валежник был сыр, и остался над ним лишь

я один

—

ведь там где мы очнулись — тут нету никакого смысла
за точное наблюдение большое спасибо дедушке Бродскому

мы можем гнать его, держать; смотреть в него и что угодно видеть
но жить по граммитике русского языка и по Потсдаму

мы дымом дышим; слышим и каждый по-своему ненавидим
собранный из осколков публичного образ дедушки Путина

мы каждый от него зависим и по-своему терпим его же
ведь с ним случилось то, что убило и вернуло нам Пушкина

суть его -- зеркало, которое, как и всё в сегодняшних медиа,
мутно, старо и проворачивается, по-журналистки смеясь

скобка открывается

не дискредитирует российской федерации,
не распростроняет дезинформации,
не говорит о специальной военной операции,
не является примером зарубежной агитации,
не написано на деньги иностранного агента,
исполяющего во всё той же федерации
устало и с ужаснейшей неохотой
функции иностранной сми-организации
и вообще является чистейшей выдумкой

скобка закрывается

—

москва

есть круг, внутри него прорыв

есть солнце, всё в чёрных точках

сто глав, сто лиц, стол-град, пол-люстра

стёртые ластиком проспекты
замятые клячкой шоссе

карандашные пешеходные переходы
зудяще гудящие своей монотонностью
фрактально повторяются без конца

без конца

—

я абсолютно точно сойду с ума
и буду долго лечиться
так сказали и сердце и голова
уже поющие как-то совсем по-птичьи

я не усну все четыреста тридцать лет
собирая себя на новый исход
и уже думаю — бред
что спасти свой народ старик Моисей таки смог

я вижу пустыню без солнца
я чувствую жар не потея
я в треугольной джигитке горца
поверх застёгнутой в портупею

так хочется сна, но и там
этот проклятый щебет
не могу не могу не могу не могу
но всё ещё, кажется, верю

—

ты меня разучишь
каждый раз врать
ты мне покажешь
целый мир
а потом кровать

я лягу в неё
и усну в обнимку с тобой
кажется
мне кажется
что я больше не злой

***

как Маяковский люблю
и прошу об меня не раниться
обещаю — не будет
букетов из гроба
и прочей Лиличковой
тарабарщины

за окном всё ещё не Франция
значит — будем общаться тихо
пытаясь найти хоть какой-нибудь выход
из помех коротковолновой рации

значит — будем общаться тихо
объясняя друг другу предельно технично
и без всякой придурковатенькой профанации
наш шалашовый рай

***

ты — мечта, и это мне отвратительно
пожалуй, я себе так не нравлюсь сам
прости мои чувства — всё так волнительно
щека к щеке — и я молюсь небесам

я не справляюсь с тобой в своей голове
прошу, не смотри на меня с этим убийственным страхом
мне только умыться — и я на земле
глянуть в глаза твои — и в мире нет мрака

***

...

и даже теперь
когда солнцу
суждено уйти в ночь
со мной навсегда остаётся
закат — твой запах
и в руках — проволоки
твоих завивающихся
волос 

—

что позади что в грядущем
сплошная кофейная гуща

первородная арабическая темнота
кончающаяся на холод и начинающаяся чем-то скучным

голодный ветер из уха в ухо сквозит
становясь всё пуще

мысли мои яркие вспышки
чувства мои никак не проходят

я бы с радостью из этой весны себя окончательно вычеркнул
зачерпнул бы и выпил бы залпом весь бензин её горя

я бы сдал себя потерянного в городскую службу контроля
перед этим прозорливо в своей тупиковой беспомощности
отчитавшись бы

—

шипит статикой сердце, и в батареях в такт пульсирует вода
безликий коммунальщик стучится в квартиру
вскакиваешь будто это к тебе военком, или пристав, или следак
выглядываешь -- думаешь про вылезти -- из окна
но смекаешь, что не готов так оставить вот это своё родное-безрадостное "всегда"

идешь в ванную -- в дверь звнок -- бреешься
стук, и "откройте, у вас протекает!"
стук, и ты рот полощешь от пасты
стук стих, но ты не остался один --

из-под кровати выполз демон
тот самый, который приходит по четвергам
говорит: "поразительно, что ты ещё хоть во что-то да веришь,
когда уже сдался вчера"

ты больше боль, чем память
выжженое солнцем поле степных цветов
на лице -- сиги, кофе, и парочка ссадин
в голове -- бардак, крамола и интерпол

—

и, господи боже, где же спрятано наше счастье
кажется, что где-то между "разорваться" и "околеть"
и ведь только воланд понял, что маргарите действительно нужен мастер
и сделал так, чтобы об быт не разбился их возвышенный корабель

летучий корабль! унеси меня прочь
от этого по-медовому тягучего месяца
чтобы мне хотя бы на день один смочь
отвлечься; повесничать, а не вешаться

Powered by Froala Editor