Подготовка ловушек для дичи, заточка копий, собирательство полезных плодов или же что-то совсем привычное и обычное, но необходимое, - молоднякам средь троллей всегда есть, чем заняться. Гу’мди, юный клык из племени Гурубаши тоже знает цену свободному времени. Ему всегда нравилось подглядывать за вуду-мастами и старшими, разделяющими друг с другом какие-то серьёзные темы для обсуждения. Взрослая жизнь опьяняла: у этих троллей столько власти, столько возможностей! Но молодняк видит картину лишь с одной стороны: вечно уставшие взгляды, ворчливость, переизбыток морщин, - всё это накладывается нисколько не для образа. Такова плата за возможность вести братьев и сестёр вперёд…

Вечерами Гу'мди и его сверстники, как только масты позволяли им, наконец, передохнуть, делились впечатлениями о нагруженных днях. Действительно, у троллей всегда принято приносить пользу. С самых юных лет Гу’мди вносил и свою лепту в дела племени. Под стать порядку, сильнее всего он был сближен с клыками средь своей касты. Каста кормильцев, в какой он был рождён, членство в которой было даровано ему наследием отца, занималась охотой и поиском добычи не только для себя, но и для тех, кто в этом нуждался больше всего.

Но юношеский максимализм бурлит в крови юных троллей, ничего с этим не поделаешь. Если есть возможность напакостить, поглумиться над кем-то или схитрить, чтобы избежать новых приказаний, Гу’мди и его братишки всегда цеплялись за такие перспективы.

Как-то им представилась возможность, покуда вовлечённый в создание нового варева знахарь отошёл за какими-то реагентами, временно оставив без контроля котел творчества, в новый раз напакостить в ожидании славного мгновения для хохота: Гу’мди предложил товарищам закинуть в ещё формирующееся моджо несколько специфичных ингредиентов. Так скажем, молодняк вздумал принять участие в весьма серьёзном деле, сделав то без спроса. Вот будет умора, когда маста зелья попробует своё творчество!

Спрятавшись за кустами неподалёку от лавки знахаря, клыки, предвкушая мгновение веселья, стали свидетелями ужасных событий: нисколько того не заслуживающий вудуист опробовал приготовленное моджо. Как жаль, что потеха вышла из под контроля, ведь знахарь не отделался тяжким кашлем: выпитое им варево, ранее собранное в небольшую вазу, спровоцировало тролля на потерю дыхания…

Уже не так-то и смешно, правда? Молодые клыки выпрыгнули из кустов, истерично зазывая братьев и сестёр на помощь бедолаге. Покуда посудина, из которой отпил знахарь, из-за его собственной невозможности удержания такого предмета рельефом земли покатилась куда-то, юнцы пытались удержать ещё живого знахаря на коленях, тем временем набивая, точно в барабан, по его спине своими кулаками, дабы хоть как-то ему помочь, вуду-маста скончался прямо на их руках.

Конечности впали в дрожь… “Что мы наделали…” – безмолвно каждый из виновников сего разделил такую мысль с товарищами. Прочие вудуисты подскочили к месту инцидента, но так и не смогли чем-либо помочь: душа знахаря уже покинула тело, он мёртв.

Поначалу молодые испугались раскрывать правду о случившемся, поддержав предположения прочих соплеменников: знахарь погиб из-за собственной невнимательности. Значит, не так-то и серьёзно подошёл к вопросу варева.

Справедливо? Едва ли! Мысли об истинном исходе того случая ещё долго надоедали молоднякам. Как же можно спокойно спать, зная, что родич погиб от их руки? Их же прихоти привели судьбу совсем нисколько с ними не связанного тролля к погибели. Холодным потом, точно одеялом, накрывались тела настоящих виновников того убийства. С этим трудно жить…

Их было трое: Гу’мди и ещё два совсем юных троллей, каким только предстоит найти свои места в племени. И если Гу'мди с ещё одним так и не решились поведать правду, в том числе практически перестав общаться друг с другом, последний из тройки обратился к касте Пантеона, раскрыв истину о том случае.

Взаимоотношения между ними стали напряжёнными: всякий раз, встречая друг друга средь лагерей, эти тролли, боясь напомнить самим же себе о минувших ужасах, обходили друг друга стороной. Но странствия в тени собственного позора не могли продолжаться вечно: вечерним закатом старшие племени, раскрыв правду о погибели знахаря, призвали всех троих к ответу, дабы те предстали перед племенем и приняли наказание.

Тогда не улыбался никто: не было на то причин и возможностей. Мудрейшие умы племени Гурубаши ожидали слов, каких было и не дождаться. Что им сказать? “Да, это мы убили его, потому что хотели пошутить?”..

Собрание не продлилось долго: все и без того понимали, что лишние обсуждения бессмысленны. Молодняки больше не выглядели столь уверенно, как раньше. Члены касты Пантеона сочли необходимым отправить любителей лёгкого хохота, всех трёх, на жестокое испытание. От одного слова “испытание” у каждого едва созревшего тролля бегут мурашки по коже, ибо далеко не всегда троллям доводится вернуться оттуда живыми.

Мало того, им суждено было повстречать далеко не самое простое испытание, ведь то было не только испытание, но и наказание. Сами могучие духи сопроводят их на собственный суд. И всякая возможность порассуждать на такие темы, мягко говоря, постепенно сводила юных клыков с ума…

Испытание не заставило себя долго ждать: практически полностью голых молодняков в грубой форме вышвырнули в Алор Испытаний, то самое место, где правят яростные и совершенно разные духи, почитаемые троллями джунглей.

Путь назад был отрезан самой фауной: едкий туман, прожигающий спины и конечности юных клыков, вызывал настолько ужасающие порывы боли, что даже самый безумный тролль не стал бы пытаться пробраться куда-либо через него. Не только казалось, что туман направляет их: это действительно было именно так. Им пришлось продолжить движение вперёд, - прямо в тени таинственных мёртвых джунглей.

Наконец, троица заговорила друг с другом. Давнее молчание, возникшее прямо после случая с погибшим знахарем, разрезало почти любые связи между троллями. Но это испытание стало причиной для диалога, ведь по одиночке они попросту не выберутся отсюда: это понимал каждый из них.

Первая ночь была поистине страшной: к такому их никогда не готовила жизнь. Пришлось потратить немало времени, возымев на своих руках предостаточно порезов от острых лиан и листьев, покуда старатели пытались соорудить себе хотя бы несколько метательных копий, чтобы быть готовыми к предстоящим опасностям.

Даже пламя, какое костром разместили тролли, далось им нисколько не быстро: сухие речные камушки, способные зародить искру, будто игрались с ними, нисколько не поощряя попытки воспламенения заготовленного костра. К слову, именно Гу’мди взялся за вопрос освещения, какой был необходим не меньше чёткой бдительности, ведь тьма, покрывалом накрывшая небо, была по-своему опасна. Ему понадобилось не меньше трёх часов, чтобы, наконец, добиться разгара огня. За это время тролль настолько натёр свои ладони, что даже прикасаться к ним было очень болезненно.

Им не спалось, поэтому молодняки не стали назначать караул: ещё бы, как можно думать о приятных сновидениях, покуда ты находишься на тонкой нити судьбы, где в каждом углу тебя ожидают неоправданные риски? Вместо того, чтобы хорошенько отоспаться, что, скорее всего, даже бы и не вышло у клыков, они обсуждали случившееся. Впервые...

Каждый из них винил прочих в минувших бедах: “Я нисколько не виноват в этом. Там я оказался из-за них. Это их ошибка, а не моя!”, - вероятно, именно так тролли навязывали себя в глубинах собственных душ.

Скромный уголок, сокрытый тенями от крупных листов разных кустарников, был потревожен извне: кругом от очага, скрываясь за кустами, нечто наблюдало за юнцами. Даже первобытный инстинкт хищника твердил троллям об этом. Вооружившись копьями, они стали бродить вокруг костра, поочерёдно рассматривая разные стороны потенциальных мест для атаки.

Судя по шороху, к ним пожаловали нежданные гости. Их было достаточно много, раз уж доводилось теряться от произвольных звучаний, во мгновение напоминающих о себе совершенно с разных сторон. Сердца троллей забились так, будто у них всего лишь одно сердце на всех. И тревоги эти не прекращались до самого утра. Казалось, они простояли в ожидании заветных лучей солнца не меньше двух суток, ведь время шло слишком медленно. Быть может, так оно и было. Уже на самом критичном моменте, когда юнцы уже были готовы сдаться и проиграть ярости этой земли, явился рассвет, с каким блудные звери, покушающиеся на их жизни, ушли. Должно быть, то было противостояние настоящих, а значит, очень терпеливых хищников.

Голод и слабость вкупе с сонливостью зазывали молодняк к сокровенному отдыху. Настолько сильно, что они погрузились в сон единовременно, даже не задумавшись о карауле. Или, быть может, нечто очень желало, чтобы клыкастые прониклись сном именно здесь и сейчас.

Всем трём троллям был дан один и тот же сон: они переживали последний день глазами знахаря, которого же и убили. Вопреки приближающемуся к старости возрасту, этот вуду-маста хранил при себе крепкое телосложение, поэтому излишних тягот от непривычного тела тролли не почувствовали.

Приготовить масла для копий, разместить собранную соплеменниками траву на сушку, дать пару наставлений заинтересованному в вареве молодняку, наложить на их плечи ряд указаний, разобрать принесённые минувшим вечером корзины с добычей охотников, залечить раздробленное колено юной троллихи, заигравшейся в догоняшки со своими сверстниками, - всем этим в привычной манере, как будто так и должно быть, увлекательно занимался знахарь. Судя по его состоянию, такая повседневность его даже радовала, хоть он никогда и не смел этого показать. Всегда они так, вудуисты: скрывают себя настоящих, чтобы сохранить образ строгости и понимания жизни. Самое печальное то, что троице, ушедшей на испытание, довелось пережить весь день умершего знахаря его же глазами, а значит, погибнуть ужасной смертью, не имея возможности что-либо исправить… Эта боль, казалось, разъедает саму душу. Её попросту не описать…

Наконец, тролли проснулись. К удивлению, сделали это одновременно. “Духи Лоа играются с нами…» - страшная мысль окутывает рассудок каждого из них. Они были на грани. И даже Гу’мди не стал исключением, едва сдерживаясь от нагрузки минувших видений и полноты мыслей.

Всем им стало понятно, что просто существовать в этом лагере у них не получится: рано или поздно, зловонные мысли, навязанные видениями, поглотят их. Им нужно было двигаться вперёд. Куда? Неясно. Но двигаться было нужно, ведь иначе…

Ступой к ступе клыки продвигались средь джунглей, не теряя бдительности. В крайне редких случаях им доводилось полакомиться съедобными листьями: настолько природа играла с ними злую шутку, что никаких плодов, ягод или даже съедобных грибов они сыскать не могли на своём пути. К тому же, дичь в том числе умело скрывалась от внимания молодняков.

Им нередко приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Неустанное движение не заканчивалось, казалось, десятками часов. Едва ли кто-то из них чувствовал свои ноги после нежданно возникших падений: лианы джунглей, покуда тени играются с теми, кто забрёл не туда, - опасная штука. И всякий раз, прибиваясь подбородком к земле, невольно молодняки прикасались кистями к своим клыкам. Отпал? Не отпал? Благо, в этом вопросе не возникло лишних тревог. Бивней юнцы досчитались.

 Кстати, собственные клыки для троллей, точно реликвия, бесценны. Если кто-то отрывает клык у тролля, тем самым, как верует фанатичный народ, на некогда обладателя твёрдых бивней накладывается зловонное проклятие, неизбежно приглашающее саму смерть взглянуть на неудачника. Следуя такому принципу, едва ли кто-то из троллей станет разбрасываться своими клыками. А тот, кто осмелится столь сильно оскорбить тролля, отобрав у него, как считается, добрую часть жизни, - дождётся возмездия, ибо такое не должно сходить с рук! Если, конечно, явится возможность отомстить за утраченное.

 В новый раз, встав на передышку, облокотившись об изворотливые корни окружающих деревьев, троицу потревожила очередная опасность: дичайший рёв, какому даже в голове сложно придумать образ владельца, эхом нагнал юных клыков, будто вызывая их на бой, опасную охоту. Но они, как и любые другие тролли, от самых истоков воспитываются охотой. Эта партия точно знает, что такой рёв не мог издать хищник, какого можно было бы одолеть втроём.

 Принимая такую правду, троллям даже не понадобилось разделить друг с другом последующие намерения: все они рванули в противоположную сторону от звучаний свирепости со стороны нависшей угрозы, догоняющих их со спины. Не было времени оглядываться: суетливая трава, корни и лианы под ногами могли стоить троллям их жизней, покуда громадные лапы какого-то ужасающего существа в агрессивной манере набивали прыжками устрашающие грохоты.

 Но один из троллей, Мар’га, всё-таки обернулся. Узрев нечто такое, из-за чего ком забился нежеланным ожиданием очевидного исхода, тролль потерялся в своём же рассудке. Во мгновение его зрачки расширились так, будто приближалось цунами, способное уничтожить целый материк. Невнимательность стоила ему падения, а следом – нападением неизвестного зверя.

 Гу’мди и Кинкор, двое юнцов, бежавших спереди, обернулись на звуки чистейшей агонии, нарастающим эхом передающей порывы боли, с какими пришлось столкнуться Мар’гу. Последний даже через невнятные крики призывал оставшихся братьев бежать, как никогда. Да и сами джунгли, будто продолжая играться с троллями, перекрыли двоице обзор видимости на соплеменника, чей исход уже предрешён.

Переборов набирающиеся от паники и утраты слёзы, Гу’мди крепко схватился за кисть растерянного из-за шока Кинкора своей левой, навязывая тому не только спешное движение, но и возвращение внимательности.

Камни, изогнутые пальмы, шипастые цветы, - что только не встречалось на пути беглецов, жадно цепляющихся за собственные жизни… Инстинкт животного требовал этого побега. Требовал бдительности и учтивости момента, как никогда. Важен был каждый шаг, каждая палочка под ногами, каждый, пусть даже самый незначительный, проём между переплетающимися корешками.

 Несколько часов без промедлений делали ноги выжившие юнцы. Наконец, слегка остановившись, они смирились с утратой одного из своих. Такое ощущение, что гибель этого тролля лежит на их плечах: будто копьё, пробившее каждого из них насквозь, слегка зацепило душу, сокрытую в теле. Невыносима даже мысль о подобном, чего не сказать про полноценную реакцию уцелевших: их лики пусты. Нет места в физиономиях ни радости, ни разочарованию. Кажется, сейчас эмоции не играют совершенно никакой роли. Глаза не искали оправдания: они искали места, где можно было бы укрыться на ближайшее время. И им стала пещера, так удачно попавшаяся в обзор видимости! Ловушка могучих духов? Не было времени рассуждать о таком: без лишних споров пара решилась скрыться в темноте подземных сводов.

 Очередная ночь. Холодно. Между соплеменниками не бродили никакие темы для обсуждения: никому из них не было до этого дела. Разделить тревоги о том, что произошло? Обдумать дальнейшие шаги? Сейчас им хотелось открывать свои рты меньше всего на свете. Тем не менее, в этом безумии каждый из них всё ещё был не один. И это не могло, казалось бы, не радовать?..

 Впервые напомнил о своём гласе именно Гу’мди, закрепив за собой право первым утонуть во снах. В другое время такая наглость подтолкнула бы оставшегося в дураках клыка настаивать за справедливый исход, но череда обстоятельств, в какие ввязались юные клыки, быть может, попросту не позволяла зарождать лишние конфликты. По крайней мере, так думал Гу’мди, всё-таки воспользовавшись возможностью передохнуть.

 Кинкор, оставшийся на карауле клык, практически в бесконечной темноте сидел на камне напротив спящего Гу’мди, натачивая оставшееся копьё, периодически меняя подбираемые камушки, как бы не находя совершенного способа для заготовки острия. Дурные затеи опьяняли и без того потрёпанный рассудок тролля, пережившего уже достаточно. “Что за несправедливость? Я здесь, в неизвестном месте, с этой тварью, из-за которой всё это началось? Он должен понести наказание!” – в таком радиусе суждения блуждал Кинкор, приветствуя тишину пещеры, нисколько не желая её тревожить. Такие мысли о родиче, соплеменнике? Это напрягало клыка не меньше того, что им довелось пережить.

И что-то заговорило с ним, казалось, прямо из-за спины.

- Сделай это. Пришло время покончить со всем. Его время пришло? Твоё время пришло! 

Душераздирающий тихий глас окружил тролля, из-за чего он даже невольно обернулся, как бы убеждая себя в том, что никого рядом нет, кроме спящего Гу’мди.

- Я… кто ты такой, чтобы приказывать мне? Я сам вершу свою судьбу!

- Ты тот, кто был рождён, чтобы служить мне и моим братьям. Я вижу твои печали, твои тревоги, твои мысли, твои стремления… Я вижу тех, кто ждёт твоего возвращения. А ещё я вижу того, кто жаждет твоей смерти...

 Неизвестный шёпот затих, но совсем скоро вновь напомнил о себе коварным смехом, сводившим Кинкора с ума. Казалось, он уже потянулся остриём копья к своим ушам, мечтая о том, чтобы отрезать их. Но эти мысли было необходимо одолеть. И он одолел их. 

*Но что, если духи говорят правду? Может, действительно стоит покончить с этим Гу’мди, воспользовавшись случаем? Не факт, что я смогу победить этого мона в бою. Но прямо сейчас…*

Кинкор тихо поднялся на ноги, ступая вдоль морозного пола пещеры, с каждым тихим движением, точно хищник, приближающийся к своей добыче, какой для него был Гу’мди. Грубое предположение, что испытание закончится только тогда, когда останется лишь один в живых, только подпитывало и без того залившиеся кровью глаза тролля. Сомнения покинули его, как и всякая дрожь неуверенности. Прямо сейчас он стоит над членом его же касты, некогда верным товарищем, с каким разделил далеко не одну охоту. Столько воспоминаний… но нужно двигаться вперёд. Выставив копьё, будто готовясь пробить крупную рыбу, клык приготовился к завершению всего безумия. Здесь и сейчас всё закончится…

Рывок основной руки! Он должен был закончить начатое, дописать эту историю, но из ниоткуда взявшиеся отпрыски Хир’ика, мелкие летучие мыши пробудили пещеру хаотичным грохотом, что подался совсем не вовремя, разбудил и спящего Гу’мди. В любом тролле живёт охотник, готовый по первому признаку тревоги не только проснуться, но и тут же взять себя в руки. Очнувшийся Гу лицезрел, как направленное в него копьё уже преодолевало дистанцию, дабы пробить его голову. Свойственный инстинкт самосохранения вынудил бедолагу суетливо дёрнуть шеей, тем самым миновав печального исхода.

 И успел Гу’мди подняться на ноги, заочно отскочив в сторону, в том числе вцепившись за своё копьё. В пещере снова победило затишье: то было затишье перед бурей? Два юных охотника разменивались симметричными окружными движениями ног, как бы не давая никому из них занять преимущество в позиции.

Не было времени пытаться заговорить: не факт, что это отвлекло бы неприятеля сильнее, чем самого себя. Братья чувствовали взволнованное дыхание друг друга: точно так же, как когда-то ощущали его в пору совместных отбоев.

Должно быть, переплетённые взгляды троллей говорили за них: точно так, словно они понимают мысли друг друга. Самая длительная и, быть может, важная в их жизни охота всё ещё продолжалась.

Первым, испугавшись осечки, какой Кинкор оценил боязнь утраты инициативы, напал именно он. Вцепившись обеими кистями за основание метательного снаряда, он попытался сделать вид, что намеревается вертикальным образом спустить на своего неприятеля острую часть своего оружия, хоть и запланировал тут же изогнуть плечи таким образом, дабы ускорить движение копья изворотливым манёвром торса.

Секунды отделяли кого-то из двух до неминуемой погибели. Всё закончится быстро, всё-таки всё закончится именно здесь. У Гу’мди не было права на ошибку. Неоправданный риск: он был готов умышленно попасть под удар родича, не закрыв правый ряд рёбер, к которым вот-вот доберётся под нежданный выпад остриё копья Кинкора. Зажмурив глаза в предвкушении очевидной боли, Гу оставил всё своё рвение к жизни в контрольном ударе, что стал ответом на действо Кинкора: практически в последний момент, покуда копьё Кинкора уже пробивало грудные кости Гу’мди, а кровь брызгами разлетелась по троллям, раненый клык уже завершал движущийся дугой от левой руки, крепко обнявшей копьё, в сторону головы некогда своего приятеля.

Мёртвое затишье не давало понять, кто же всё-таки победил: лишь стекающая с обоих троллей, павших на колени, кровь скромнейшим звучанием напоминала о том, что здесь всё ещё царит жизнь.

Кинкор резко схватил своей кистью шею Гу’мди, придавив его голову к своей. Хоть клыки и мешали этому случиться, троллям достаточно было лишь слегка изогнуться плечами, чтобы воплотить такое сближение.

- Выживи. Выживи любой ценой… брат… 

Такими стали последние слова Кинкора, когда-то верного товарища Гу’мди. Хриплый глас, вероятно, из-за открытого повреждения горла, донёс последнее желание Кинкора, тело которого под собственной тяжестью потянулось вниз. Голова погибшего тролля улеглась между коленных чашечек Гу.

Сам же Гу утерялся средь трёх сосен его судьбы: никакие мысли не лезли в голову. Прямо сейчас на его коленях лежит погибший от его же руки соплеменник, с каким он успел разделить тысячи общих воспоминаний, подавляющее большинство из которых были теплыми и приятными…

Казалось, ему нужно позаботиться о своём здоровье: неужели, выжил? Но даже настолько очевидные осознания добирались до души мона не сразу, с грубой задержкой.

Всё вокруг замерцало странными красками. С каждой секундой Гу’мди считал, что становится всё выше. После нескольких секунд он уже взирал на джунгли, родимый обитель троллей Тернистой Долины, с высоты птичьего полёта. Странные мгновения вызывали восторг: быть может, это последнее, что он увидит в своей жизни? Почему бы и не насладиться пейзажем просыпающегося… любимого края?

Неожиданно он почувствовал, как морозный пол пещеры заменился тёплой опорой. Клык стоял прямо на алтаре, а напротив него возвысился ещё один алтарь, точно весы для сравнения.

На обратном от Гу алтаре возник силуэт Мар’га – первого тролля, погибшего на этом испытании. Этот образ безмолвно наблюдал за Гу’мди, покуда тигр исполинских размеров не напрыгнул на него из-за спины. И как только это случилось, алтарь с тигром и поверженным троллем резко стал опускаться, будто приветствуя свободное падение.

Не успел выживший тролль и опомниться, как образ сменился: напротив него встал Кинкор. Он взирал на Гу’мди с гордостью: точно отец, гордившийся достижениями своего отпрыска. Скромная улыбка, сокрытая вечной серьёзностью лица, приветствовала Гу. И даже заставила его улыбнуться в ответ. Прямо сейчас в глубине души Гу’мди переживал все минувшие воспоминания с этими двумя. И это мгновение было по-своему изумительно…

Теперь на противоположном алтаре показался погибший из-за шалости знахарь. Как только он явился, алтарь Гу’мди покатился вниз, тем самым давая понять, что жизнь умершего вуду-масты всяко ценнее и важнее, чем жизнь Гу.

Новое сравнение выглядело следующим образом: на алтарь Гу’мди встали остальные тролли, когда-то отправившиеся на это испытание. Вся троица стояла плечом к плечу: Гу’мди, Кинкор и Мар’га. Противоположный алтарь всё-равно был чуть выше, хоть и совсем немного. На нём стоял силуэт погибшего знахаря, давая Гу’мди понять, что даже жизни трёх юных клыков не стоили его жизни.

В последний раз изменился распорядок между сравнивающими алтарями: на одном из них остался тот же самый знахарь, какого ждала весьма паршивая смерть. На обратном возник образ Гу’мди, но он был совершенно иным. Он стал взрослым. Этот силуэт говорил о верности традициям и племени, готовности отдать свою жизнь и душу за своих братьев и сестёр. Гордый охотник смог сравнять странные весы, заполучив признание погибшего знахаря, какое выразилось твёрдым кивком, исходящим прямо из под ритуальной маски.

Гу’мди многое понял после всего этого. Правда эта была справедлива и строга одновременно. Он обязан жить дальше. Обязан нести на своих плечах все подвиги и недуги, какие были начертаны могучими духами и погибшему знахарю, и двум его умершим товарищам. Уже сейчас он понимал, что будущее его никогда не будет простым, но он обязан его принять, ведь такова плата за то, что они когда-то наделали. И лучше следовать этому пути с гордо поднятым подбородком, чем разъедать себя на части от мыслей собственной неправоты. Сделано то, что сделано. Минувшее не вернуть. Пришло время строить завтрашний день.

Видения снова стали всплывать в зрении тролля. Где-то Гум’ди блуждал в плоти плотно наевшегося ящера, а где-то ему приходилось едва ли не сводить концы с концами под разбитыми обломками руин в теле какой-нибудь ву’мон. Быть может, тем самым могучие духи пытались донести до тролля ценность жизни и возможностей, какие можно воплотить в любой жизни.

Наконец, последовало свободное падение души. С той самой высоты, разбивая окружающие облака, раненый тролль полетел вниз, испытав, наверное, самую мучительную боль в своей жизни от смертельного падения.

Но он не умер: очнувшись, клык оказался прямо у порога в лагерь родной касты, неподалёку от входа в Алор Испытаний. Соплеменники с восторгом встречали Гу’мди, издавая дикие визги, разделяющие с ним момент радости.

И всё-таки Гу не улыбался: он вернулся далеко не тем, кем когда-то ушёл туда. Сколько прошло времени? А это ли важно? Важно то, что нужно приниматься за работу, дабы принести для племени столько пользы, сколько только получится.

Powered by Froala Editor